Лет 15 назад в музыкальном магазине HMV в центре Лондона русские композиторы занимали рекордное количество витрин. Наша страсть к мелодии – мир просто не может без нее обойтись. Без славянского духа и его значения – нет песен. А нам, славянам, нужна музыка друг друга. Фото: wallhere.com.
Не хочу хвалиться умением анализировать новостные потоки – это минимальный признак профессионализма журналиста. Не хочу рекламировать слух, который направлен на поток жизни, который – помимо новостей: певец, как когда-то называли себя поэты, имел хороший слух; это их “профпригодность”. Шумы ломающегося мира начались задолго до 16 февраля 2022 года, когда ожидали начала движения российских войск. До утра 22 февраля, когда произошло одно историческое событие.
Я не проснулся в неведении и не пережил “шок 24 февраля”. Я не просто не знаю, с чем это связано. Если не учитывать профессиональную честь, возможно, это благодаря степи. Бесконечная, равнинная, холмистая, увалистая – как ее ни назовет брат-прозаик, степь есть идеальный канал связи. От низов Дуная (на самом деле – западнее) до Забайкалья, Амура (на самом деле – восточнее, южнее) степь – широкополосный канал передачи главных новостей.
В отличие от леса, часто шумного, всегда скрытного, иногда зловещего, тайного и открытого, холодного к человеку (это факт, а не рыбацкие и охотничьи рассказы о русалках в тайге), степь открыта, отзывчива на любой звук, мелодична и, будучи вечно неопределенной, генерирует музыку. Музыку истории, иногда.
Эта знаменитая музыка Блока, за которую ему пришлось заплатить. “Музыка революции”, на самом деле – это шум, треск падающего мира, звуки страданий или просто будущего. Степь не расстраивается: она, как честный вестник, приносит послания в неизменном формате, хотя и зашифрованном. Громогласные, гармоничные и диссонансы разрушения старого и все еще непонятного. Устрашающие голоса и речи, порой.
Коллега Алексей Тарасов часто писал о том, что простор Сибири генерирует и поднимает налет звуков из воздуха. Некие атмосферные волны или воздействия слагаются в звук, который раздирает душу. Что это: неясные следы или предвестия? Или действительно дитя – то, что, возможно, явилось Мите Карамазову в “странных… как будто не в своем времени и не в своем месте… хорошем сне”? Почти во время расследования, когда Дмитрия Федоровича мучило на кровати в Мокром. Мы же читали о этом в школе, в последнем классе.
“Он словно куда-то едет по степи, туда, где он уже служил, еще до, и его везет сквозь слякоть на телеге, на паре, мужичок. К сожалению, не ясно, что это стоят худые матери, почему бедные люди, почему бедное дите, почему голая степь, почему они не обнимаются, не целуются, почему не поют радостных песен, почему они так много черного горя”. я всегда хотела рассказать тебе, важные новости.
