Восстание декабристов. Картина Василия Перова. Большое видится на расстоянии. Пушкин написал о декабристах строки, известные каждому, кто обучен русской грамоте: «Во глубине сибирских руд / Храните гордое терпенье, / Не пропадет ваш скорбный труд / И дум высокое стремленье». Александр Сергеевич в яблочко попал. Прошло 200 лет, и сей труд, воспетый поэтом, был замечен министром юстиции Чуйченко.
Министр не нашел в мятеже «практически ничего положительного» и сделал далеко идущие выводы. Все, кому они интересны, уже ознакомились с полетами историософской мысли новейшего образца. Петербургский международный юридический форум был щедр на прозрения. Мои заметки — лишь послесловие к событию.
Вообще я давно ожидала чего-нибудь такого краеугольного. Почтенное собрание решило рассмотреть историю державы под углом иностранного влияния. Тут ведь такой оперативный простор открывается, от Смуты до наших дней, что дух захватывает. Правда, можно было еще глубже зачерпнуть, то есть начать с династии Романовых. Там тлетворное влияние растворяется в родственных связях.
Даже самый ныне почитаемый русский император Александр III имел сомнительную (с точки зрения заморского воздействия) родословную. И жена его императрица Мария Федоровна — урожденная датская принцесса Дагмар. Впрочем, речь не о том. Дело не в крови, а в идеях. Министр Чуйченко имеет, разумеется, право жестко осуждать декабристов за восстание против законной власти, которая представляется ему излишне либеральной. Хотя, полагаю, подобные воззрения разделяют очень и очень немногие.
Политический режим Николая I, человека «со стальными пулями вместо глаз», может показаться мягким только чрезмерно впечатлительным служителям Фемиды образца 2025 года. Но даже им, таким впечатлительным, неплохо соблюдать хоть как-то информационную гигиену. Нужно иметь совсем отдельную оптику, чтобы противопоставлять «излишне благородную империю» не вполне благородным декабристам. Более того, выход на Сенатскую площадь вообще невозможно понять, не имея представления о развитии дворянского самосознания в России.
Впрочем, видимо, „ на юристов распространяется иная логика, если они способны разглядеть в сумраке времен не только сомнительных декабристов, но и в некотором роде меркантильных Александра Герцена с Верой Засулич. Последней инкриминируются весьма тесные связи с Европой, которая, негодуют юристы, даже убийц Александра II пыталась оправдать. Но ведь и в отечестве не наблюдалось единодушия на этот счет.
Владимир Соловьев (не этот) выступил с речью в Кредитном обществе, а Лев Толстой обратился с письмами к Александру III. Просьба у них была одна — помиловать цареубийц. То есть они обращались к сыну погибшего императора, и каждый из них нашел весомые аргументы в защиту своих взглядов. Кстати, на питерском форуме много говорили о морали, которая должна быть включена в право. Министр даже предложил закрывать уголовные дела, если их фигуранты защищали нравственные ценности.
Раз можно смягчать закон справедливостью, то почему бы данный принцип не распространить и на исторических деятелей? Ведь и декабристы, и Герцен, и Засулич не хайповали, выражаясь по-современному, а жизнями оплачивали свои идеи. «Дело прочно, когда под ним струится кровь», — писал Некрасов. Он имел в виду свою кровь, а не чужую. Данный сюжет можно утопить в океане цитат, приведу лишь еще одну. Николай Бестужев.
Источник: Википедия. „ Когда осужденного декабриста Николая Бестужева привели в Зимний, царь сказал ему: будь я уверен, что впредь найду в тебе преданного офицера, тотчас бы отпустил. «Государь, — возразил Бестужев, — мы для того и восстали, чтобы впредь зависеть от закона, а не от вашей угодности».
Наверное, в шелухе современного контекста такие высоты духа просто невозможно осознать. И последнее соображение — самое главное. Ленинские этапы освободительного движения в России давно воспринимаются как мем о спящих и проснувшихся. Но Владимир Ильич, как к нему ни относись, был умным человеком — три периода обозначены им предельно точно.
Так сложилось, что великая русская культура тесно сплетена с этими самыми периодами. Переписать минувшее — значит уничтожить лучшее, что было в России, — культуру. Человек — это память. И какие бы игры с историей и памятью ни велись, так будет всегда. Ниточка от Пушкина тянется к Блоку, а потом дальше, вплоть до наших дней — к Бродскому. Они все были очень разными, но их объединяло горячее стремление к свободе.
Сегодня такое уже не носят. Однако всякая мода, интеллектуальная в том числе, переменчива. Просто нужно помнить одну мудрую мысль от Герцена. Александр Иванович советовал запастись бесстрашием перед бессмыслицей жизни. Да, кстати, к сведению юристов: столь нелюбимый ими лондонский изгнанник был большим, очень большим русским писателем.
