Следующего года, по-видимому, обьявят Годом Арктики. Кремль анонсирует возвращение к ее льдам. Конечно, северная страна Россия никуда из Арктики не уходила, как можно покинуть саму себя, но — если сравнивать с прошлым десятилетием — ковид, СВО и, прежде всего, санкции притормозили ее поступь.
И вот — снова старые песни о главном; «белое безмолвие» именно что претендует на статус «главного», о том сейчас неустанно заявляется. Путин поручил актуализировать госполитику в Арктической зоне и стратегию ее развития до 2035 года (с перспективой до 2050-го), найти Арктике место в реализуемых нацпроектах, создать инвестфонд «развития Арктики» (ответственные Мишустин и Дмитриев).
Некоторый мистический ореол, что почти непременно окутывал устремления разных режимов, не только авторитарных и тоталитарных, в Гиперборею, к метафизическому центру мира / «месту силы», сегодня почти незаметен. В документах Кремля — строительство канализационного сооружения в пгт Тикси в 2027–2028 годах и поликлиники и стационара там же (но подождать надо до 2029-го); реконструкция моста через реку Кемь и стадиона в городе Кемь; ремонт и строительство дорог в Воркуте, на Колыме, в Чукотке и т. д. и т. п. — подчеркнуто приземленные заботы на две пятилетки вперед.
То есть в одном перечне с теплыми сортирами за полярным кругом — стратегия и «основы госполитики», Мишустин с Дмитриевым. Не перебор? Впрочем, «думай глобально, действуй локально», как провозглашали поносимые ныне в РФ защитники окружающей среды. Околовластные медиа и эксперты тоже говорят не о загадочном притягивающем излучении Арктики, а всего лишь о геополитике и экономике, о меняющемся климате и о перспективах Севморпути (СМП) как «нашего Суэца».
Однако — элементарные расчеты и непредвзятые эксперты в помощь — никаких особых выгод Арктика не сулит, те же вложения в любую другую доныне не освоенную, но не столь экстремальную часть России (лишь бы там березы росли), отобьются куда определенней и раньше.
Что такого знают в Канаде, чтобы не страдать от неразвитости своей Арктики? Почему тот же Китай не зацикливается на развитии своих северных территорий, далеко не столь суровых, как Арктика, но все же менее приветливых для человека, чем юг и восточное побережье?
Строгой государственной идеологии пока нет, но направленность государственной мысли, хоть она и изменчива, нельзя в данный момент не ощущать. Пока Арктика — в ее русле, идейно верное направление: белые и чистые горы, тундра, льды, эталонное вечное пространство без края и без малейшей примеси времени. Оно заморожено. Прямое противопоставление всему торгашескому, суетливому, потребительскому, глобалистскому, всей изнеженной, беспринципной современности.
А охота? С этим сложней. И вот появляется мысль — что если овцебык? Проблем с поисками его нет: животные оседлые, и пастбища, облюбованные ими, не покидают. При приближении человека, как правило, не убегают. Если пасется стадо, взрослые особи встают в каре, прикрывая детенышей, и — стоят. Стреляй — не хочу. Как в тире. Лицензия на отстрел овцебыка — копеечная: была 15 тыс., потом подняли до 19. И вот вдруг он становится трофейным животным.
«Но это все равно что стрельбу в корову называть трофейной охотой, — удивляется мой собеседник. — Прилетаешь. Вот она стоит, траву жует. И что? Ну убей ее из ружья, если хочешь. И что? Хвастать будешь? Сниматься на фоне трупа? Рога повесишь в спальне? Ну, говорят нам, надо же какой-то продукт продавать. Трофейной эта охота будет потому, что долгая дорогая заброска. Действительно, завалить овцебыка там будет стоить под 2 млн, если исходить из сегодняшней стоимости вертолетного часа — 390 тыс.»
Что, если овцебык? Проблем с поисками его нет: животные оседлые, и пастбища, облюбованные ими, не покидают. При приближении человека, как правило, не убегают. Если пасется стадо, взрослые особи встают в каре, прикрывая детенышей, и — стоят. Стреляй — не хочу. Как в тире. Лицензия на отстрел овцебыка — копеечная: была 15 тыс., потом подняли до 19. И вот вдруг он становится трофейным животным.
«Но это все равно что стрельбу в корову называть трофейной охотой, — удивляется мой собеседник. — Прилетаешь. Вот она стоит, траву жует. И что? Ну убей ее из ружья, если хочешь. И что? Хвастать будешь? Сниматься на фоне трупа? Рога повесишь в спальне? Ну, говорят нам, надо же какой-то продукт продавать. Трофейной эта охота будет потому, что долгая дорогая заброска. Действительно, завалить овцебыка там будет стоить под 2 млн, если исходить из сегодняшней стоимости вертолетного часа — 390 тыс.»
«Но наверняка клиенту трофейная корова обойдется еще дороже. Она же «трофейная»! Чем дороже ценник для московских охотников, тем, наверное, больше у них «чувство собственной важности».»
Удивительно, но москвичи действительно летят и охотятся. На сайте столичного клуба «Сафари» — отчет о таком расстреле. Радуются, что станут рекордсменами, — поскольку мало кто на коров охотится (орфография источника): «И в Книге SCI, и в Книге Трофеев Московского клуба «Сафари» в настоящее время зарегистрировано всего по пять трофеев таймырских овцебыков. По итогам предварительных промеров оба трофея добытые московскими охотниками должны возглавить мировой рейтинг».
Разговоры в Хатанге о том, что база на Ленинградке — бизнес кого-то из членов федерального правительства — хоть тому и никаких доказательств нет, — не удивляют. И не потому, что для такого дела нужны приличные вложения и отвага, кому же тут еще гарцевать?! Нет, просто это традиция: чуть не в каждом северном поселке все последние десятилетия рассказывали о ком-то повыше, строящем тут дачу / базу. В этих легендах и преданиях нашего времени много каких чувств и эмоций таится и прямо высказывается. В том числе в них сквозит и обида на несостоявшуюся конкурентную борьбу — местных бизнесменов из 90-х, пытавшихся зарабатывать на арктическом туризме с его охотой и рыбалкой, — Москва просто «щемит». У нее и финансовый, и административный ресурс.
Как бы то ни было, турбазы строят, и строят неизвестные здесь прежде люди. Местные бизнесы переходят в другие руки. Например, в 90-х туристов забрасывали на полюс через Хатангу, и какое-то время она держала эту туристическую жилу. С начала нулевых жаждущих оказаться на полюсе перенаправили — все взяла на себя дрейфующая станция Барнео. Но — ковид, СВО, отказ норвежцев использовать их аэропорт на Шпицбергене (как промежуточный на пути к Барнео)… Не сказать, что в Хатанге кто-то мечтает вернуть себе первенство в перевозках на полюс — это в реальности не такой большой трафик, и это лишь месяц-полтора в году, когда погода позволяет. Зарабатывали прежде на туристах, прилетавших на 10–20 дней — на сплав, рыбалку, охоту. Теперь, вероятно, новая база на Ленинградке перетянет на себя самых богатых клиентов. Хатанга, так совпало, сейчас ждет ремонта в аэропорту. Ей в следующем году исполнится 400 лет. Губернатор, недавно сюда прилетавший, подтвердил, что Москва выделила деньги, и после работ Хатанга будет принимать новые типы воздушных судов. Диксон тоже ждет строительства нового аэропорта в бухте Ефремова.
…Овцебыки пережили своих ровесников мамонтов, переживут ли «трофейную охоту»? Однажды здесь, в Сибири, они уже пропадали: либо сами вымерли, либо их тогда истребили (скорей всего). Нынешние «российские» овцебыки — это потомки тех пятидесяти животных, что подарили нам в 70-х правительства Канады и США. И даже в злосчастные 90-е их не постреляли. Быки расселились. Несколько лет назад одного такого, дошедшего до юга Якутии, вахтовики-водилы на алмазных приисках подкармливали. Дураки, могли бы в трофейной охоте поучаствовать. Никаких талантов не требуется. Как и в охоте на мигрирующих диких оленей. Переправляясь через реки, они идут навстречу пулям. Главное — вожака пропустить. Это, пожалуй, была еще одна яркая за последние годы новость из Арктики, из Хатанги, — как свеженазначенный, двух месяцев не истекло, госинспектор (отдела контроля и надзора минэкологии края) Александр Беляев в начале августа 2021-го вдруг предал огласке то, что никогда не афишировалось. Беляев нашел 56 туш диких оленей, многие с пулевыми ранениями — их убили при переправе через реку Хатангу (и наутро туши исчезли), а через несколько дней он же обнаружил еще 1200 оленьих трупов на противоположном берегу.
Красноярский край. Стоги из о