Фото: Александр Коряков / Коммерсантъ.
Деревня Елошное находится в 90 километрах от Кургана. Некогда крупное купеческое село, сегодня Елошное пребывает в упадке. Сибирский тракт, проложенный еще первыми переселенцами из Центральной России, использовался до 60-х годов ХХ века, после чего трасса была перенесена за 12 километров от деревни. А Елошное осталось даже не на обочине жизни, а в глубоком ее кювете.
До развала совхоза в середине девяностых жизнь еще как-то теплилась здесь. Сегодня же о лучших временах напоминают разве что развалины свинарников, да руины огромной Ильинской церкви, чей купол приходится явно не по размеру вымирающему селу.
На сегодняшний день в поселке проживает около 350 человек, подавляющее большинство из которых — пенсионеры. И число жителей по естественным причинам продолжает неуклонно сокращаться.
Семена, мужчину 40–45 лет, я застал за покосом травы. Выкашивая траву у соседей, он пытается заработать дополнительную копейку к основному заработку. Семен — железнодорожник, имеет бронь от военной службы, что и позволило ему не попасть под частичную мобилизацию.
Однако его односельчанам повезло меньше: — Я не знаю, сколько парней забрали, а сколько ушли сами. Но знакомых у меня там много. Молодежь, которая в город не уехала, — эти ушли почти все. Сейчас из наших елошанских человек восемь двухсотыми привезли. Но не всех тут хоронят.
Смотря где у кого семьи. У многих дети, жены — кто в Петухово, кто в Белозерске, кто-то в Кургане. За озером, там у нас кладбище, — пока что двое. Есть еще один — известно, что погиб месяца четыре назад. Знают, как, где, но тело достать не могут.
А так в каждой деревне, куда ни посмотри: где-то для них делянки отдельные на кладбищах, где-то так, с родней лежат.
Деревня Елошное. Фото: Никита Телиженко / «Новая газета».
— А здесь кто-нибудь из вдов есть? — интересуюсь я. — Есть, Наталья вон в том доме. У нее муж пропал. Сходи вон туда. Мусорку увидишь, там слева желтый дом — вот там Наталья и живет.
Отправившись по маршруту по раскисшей от холодной майской росы дороге, я нашел ухоженный одноэтажный дом со стеклопакетами (а это на селе говорит о многом). Во дворе лаяла небольшая собачишка, из-за соседнего забора тяжелым хриплым басом ее поддерживал крупный и уже, видно, пожилой кобель. Но ни стук в ворота, ни стук рейкой по стеклопакетам не принес никакого результата. Шторы на окнах даже не шелохнулись. Зато приглушенное гавканье уже уставшего лаять кобеля услышала соседка.
Деловито она вышла на крыльцо, внимательно присмотревшись, решила подойти. — Макс! Замолчи! — скомандовала она уже совсем выбившемуся из сил псу. Тот, завиляв хвостом, гухнул еще пару раз и пошел на отдых. — Вы к Спицыным? (фамилия изменена. — Ред.). — Да, к Наталье. — А кто сами будете? — все столь же деловито поинтересовалась соседка. — Журналист. — Так а нет ее! Ее еще вчера дочь увезла. А что хотели вы? — Поговорить. Мне сказали, у нее муж пропал. Может, нашли? — Не пропал, а погиб… Ой, расскажу! Они же тут через забор. Что ни вечер — там один концерт! Крики, ругань. И это даже еще до так было. Жили как кошка с собакой. Он ей слово — она ему десять… Мне Сашку больше жалко, потому что затюкала она его. Как дочки уехали, мне кажется, еще сильнее стало. Но он не буйный, наоборот. Он как-то пьяный мне забор повалил. Оперся — а у нас же гнилушки всё! Ну и упало. Так на следующий день, как протрезвел, он пошел где-то досок насобирал, столб новый вкопал, еще и извинялся долго. Неплохой он мужик. Я ведь еще его отца знала, тот вообще не пил. Вот говорят, что алкоголизм по наследству передается… Ерунда это. Просто как работы не стало, прикладываться стал. Но и то, знаете, как некоторые: работа есть — а они пьют, ни черта не делают. А Сашка — нет, он не такой. Он же не сразу запил. Это только года три-четыре как. А пока шабашки были — где-то у фермеров работал. А когда началась, его в первую волну не взяли. Поэтому он сам пошел в прошлом годе.
„ Когда в военкомате контракты начали раздавать, как пряники. Наташка его туда пихала. Я сама слышала, как она орала: «У всех мужики как мужики, нашла бы другого, не жила бы здесь». Затюкала она его, затюкала… Вот и психанул.
Договор этот он подписал, а пару месяцев назад — тогда снег еще лежал — пришла похоронка. Но тела до сих пор нет. Привезут — не привезут, не знаю. У моей снохи в Раздольном гробы приходят, но сами же военные говорят: вы только их не открывайте. А гробы там такие… как пушинки, легкие.
В отличие от гробов, жизнь у российских мужчин в глубинке — значительно тяжелее. У отдельных женщин она ценится гораздо меньше, чем смерть. В рай, или куда они там ездят Григорий Новиков — бывший сотрудник одного из колледжей в городе Шадринске в Курганской области. Несмотря на свою, казалось бы, приближенную к госсектору должность, в прошлом мужчина был частым спикером независимых уральских СМИ, активно поднимал проблемы местной экологии. С приходом новых времен все «былые заслуги», неоднократно становившиеся причиной головной боли для городских и окружных чиновников, Григорию припомнили. Он вынужден был написать заявление по собственному желанию. Однако экологические проблемы оказались мелочью на фоне социального катаклизма, который не обошел стороной и его семью.
Руины Ильинской церкви в Елошном. Фото: Никита Телиженко / «Новая газета».
— Братишка младший в октябре уехал. Он работяга, крутился, как мог: то по вахтам скакал, то на стройке. А два года назад отучился на машиниста, на «фрезе» работать (спецтехника для снятия асфальта. — Ред.). Но осенью как в жопу ужаленный: чет забегал-забегал, подорвался до военкомата — и подписал контракт. Я еще не понял, что случилось. Он не пьет, не курит. Фрезер — он за сезон и по пол-ляма может поднять. А если куда-нибудь в Москву — там зарплаты и 300, и 400, и не за сезон, как здесь. А в месяц. Нас родители так воспитали, что мы друг другу в дела не лезем. Есть что рассказать — расскажем, а вот подробности… у нас это не принято. Так что нас он только поставил перед фактом. Вот контракт, вот Витя, Витя уезжает… Собственно, вот и вся история. Это уж потом, когда я со свояченицей Катенькой увиделся, — вот только тогда все на свои места встало.
Это его Лариска надоумила — супруга законная, «кровинушка» наша, дурында… Они с Катькой, сестрой ее, только из Тюмени вернулись. А туда они ездили, оказывается, квартиры смотреть.
Решил спросить: это откуда такой интерес? На какие шиши? Ну Катя мне и говорит: ну Витя же служит, он как раз пошел, чтобы у нас получилось переехать. Я как это услышал… Не совру, если скажу, что в глазах потемнело. Захотелось им, видите ли, переехать в Тюмень! Ну хочешь ты переехать, ну подожди годик-другой — помоги мужику своему! Подужмитесь, поднакопите, выйди на работу в конце-то концов! Витька на себе и так вас двоих с дочкой тянет! Это, конечно, неправильно — все по себе равнять, но у меня супруга не такая, она ведь со мной и в огонь, и в воду. А тут… Ну как это? Я не знаю, может, поколение другое?! Я 79-го, а он 92-го. Ну и она на два или три года младше. Дочке у них только семь этим летом будет.
Деревня Елошное. Фото: Никита Телиженко / «Новая газета».
„ Когда Витька женился на Ларисе, еще тогда мы неладное почувствовали. Девушка такая… Как бы это помягче сказать? С претензией на элитность. Баба красивая, но не шибко умная, до замужества косметикой торговала. А как за Витьку вышла — все, вот уже восемь лет не работает. Подруги, прически, телевизор, телефон, сериальчики… Хочет все и сразу. Хочет в рай, или куда они там — в Турцию? — ездят. «Не хочу быть царицей, хочу быть владычицей морской» — вот в этом вся она. Вот она его и надоумила. И ведь еще момент подыскала. У Витьки на работе по осени как раз с подрядчиком проблемы были, им долго платить не хотели. А Виктор — он и так-то мужик мнительный, а если ему еще и на мозги капать… Ну он и сорвался. И даже мне ничего не сказал. Только один раз обмолвился. Где-то за месяц до того, как контракт подписать, мы у отца на поминках выпили, пошли на веранду посидеть. Я ему еще тогда говорил: «Витька, дров не ломай, какая тебе ***? У вас Полинка подрастает, работа нормальная. Если надо, давай тебе еще чего-нибудь подыщу. Да и Лариску не оставляй, она у тебя барышня заметная».
Он мне: «Да чего т
