18+. НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГЕНИСОМ АЛЕКСАНДРОМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ГЕНИСА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВИЧА.

Обложка книги Владимира Сорокина «Сказка».

Свалка
Хороший писатель неохотно расстается с придуманным им миром, плохой — тем более. Постоянный читатель Сорокина хорошо знаком с его вселенной. Годами живя в будущем, писатель так пристально и ярко его описывает, что будущее становится настоящим и растворяется в нем.

Заядлому, вроде меня, читателю Сорокина хорошо знакома постапокалиптическая действительность его последних романов и новой повести «Сказка». «Ядерка» уже произошла. Государство рассыпалось, о нем уже и забыли. Жизнь перешла из домов в землянки. Для живущих в этом первобытном состоянии есть одно светлое пятно — свалка. К ней на охоту направляется малолетний обитатель этого мира, знаток помоечной археологии, «мастер по верхов сковыриванию» сирота Ваня. В свалку уложилось все наследство убившей себя цивилизации. Аббревиатура катастрофы, помойка — склад нищего богатства, вроде того, что обещает Мясная свалка, где можно найти консервы.

«Конечно, все уже бомбажные, вспухли от времени. Но если проварить хорошо — сойдут. Травятся ими, конечно. Ну так выбирать надо уметь, кумекать».

На другой свалке «много всего белого — одежды, стульев, техники. Поэтому и прозвали ее — Свадебкой. На Свадебке мама покойная нашла матрацы хорошие, белые. На одном из них Ваня спит до сих пор. А мамин он порезал да в печурке сжег». Но главная свалка — «Малакия великая». К ней Ваня обращается с просьбой.

«Разные это мечты были: дробовик с патронташем, арбалет со стрелами, ножи метательные, мотоцикл исправный и с бензином, ящик колбасы копченой, мешок соли. Хотел бы и планшет с игрой интересной, но после ядрехи все планшеты и айфоны простыми железками стали — размагнитились. А за новыми надо далеко ехать, в те города, куда не прилетело. Да и где теперь эти города».

Свалка Сорокина напоминает Зону Стругацких: источник желанных предметов, ставших после войны магическими ископаемыми. Как у них же, свалка — место волшебной силы. Она обещает выполнить желание, но только то, о чем помимо дробовика и мотоцикла по-настоящему мечтает Ваня.

«Думал сперва про самолет, чтобы на нем в теплые страны улететь, потом про корабль, чтобы на нем в Америку богатую уплыть. Думал, думал. И вдруг выпалил неожиданное и для себя самого: — Хочу, чтобы я жил с мамой и папой в нашем доме, и чтоб все было хорошо, чтоб с нами были дедушка, такса Випка и кошка Нюля». Так начинается известная детям из сказок, а взрослым из Проппа повесть-квест, написанная по-сорокински, то есть от лица рассказчика, единого в трех лицах и представляющего самое святое из всего, что осталось: русскую классику.

«Невалиды»
Похождения Вани по волшебному миру начинаются в пещере. Конечно же, подсказывает автор, она напоминает пещеру Платона. Ту самую, что держит нас в плену, не позволяя пробиться к истинной реальности: «Нет в пещере ни двери, ни окон. Подошел он к стене. И понял, что не кирпичи это, а книги. Множество книг, из них стены, пол и потолок сложены… Все книги старые, названия на корешках полустерты». Попав в западню библиотеки, Ваня встречает выбравшуюся из нефритового ларца (привет Китаю) русскую троицу: Льва, Федора и Антона. Характерно, что к ним не попал Пушкин. Он казался бы в этой компании иностранцем. Остальные – свои, узнаваемые.

Тут-то и начинается то, чего ждет читатель, а именно то, что Сорокин умеет делать лучше всех — говорить, как чревовещатель, чужим голосом. Он использует этот прием, чтобы не просто спародировать русскую классику, но вскрыть ее подноготную, обнажить ее стилевые опоры и высветить моральный урок. Все это, не переставая издеваться над тем, что любит больше всего. Прежде всего — над Толстым. Написанный под него эпизод напоминает народную драму о любви, грехе и наказании.

«Вишневый ад»
Так Бахчанян называл свой сборник пьес, для которых он брал напрокат чужих персонажей и заставлял их нести околесицу. У Сорокина она царит на сцене. Вместо Сахалина он отправил Чехова в марсианский ГУЛАГ, где все носит имя Маска, включая валюту, исчисляемую в илонах. Представление, такое же идиотское, как театральная постановка в лагере из рассказа Довлатова, устраивают 12 чеховских героев. В этой нетайной вечере все высказываются по очереди, умудряясь ничего не сказать. Пьеса не складывается, абсурд сгущается, монотонность побеждает. Но если это драма по Беккету, то ее ставят, как в старину Островского — пять актов с самоваром и бесконечными монологами, и они не засверкали новизной оттого, что их произносят на Марсе.

«Пора нам всем начать работать над собой. Хватит вспоминать и проливать слезы! Оглянитесь вокруг! Как живут русские рабочие? По двадцать, по тридцать человек в модуле! Хуже, чем китайские и белорусские! И работают с утра до вечера за жалкие пять илонов в день! Где новые больницы? Где L-читальни? Где чистые и светлые столовые с доброкачественной пульпой и чистой водой? Где ясли для детей рабочих? Пора начать возделывать наш запущенный марсианский сад».

Завершение
Расправившись с общим наследием, Сорокин возвращает Ваню, прошедшего испытания классикой, в волшебную пещеру, где он получает обещанную награду из рук старейшего — Толстого: «Ты молодец, все три испытания прошел, все вытерпел, все смог, не бросил ношу свою. Получай же, Иван, то, чего хотел». И тут, освободившись из пут литературы, повесть переходит в обещанную названием сказку.