Приглушенный свет в пространстве с возвышенно-строгой аурой. На стенах — объекты, создающие мистическую атмосферу. Наглядна динамика настроения вошедших сюда людей: ты видишь, как любопытство на улыбающихся лицах сменяется задумчивостью, погружением в таинство соприкосновения с чем-то высоким, что связывает земное бытие с иными мирами и измерениями. Последние два месяца таким пространством был один из залов ереванского Центра искусств Гафесчяна, а объектами — философские полотна экспозиции «Сны о жизни и смерти». Их автор — легендарный армянский художник Валентин Подпомогов.

Его визуальный язык уникален. То, что делал Подпомогов, разительно отличалось от тренда и не было ни на что похоже, причем не только в армянском контексте, но и в мировом. Он ввел в армянское искусство совершенно новый тип живописи — как по тематике, так и по художественному подходу. Его символические, метафизические полотна принесли ему признание не только в мире искусства, но и среди широкой публики.

Безусловная уникальность Подпомогова еще и в том, что занялся он живописью поздно, в 50 лет, будучи полностью самоучкой. Выставка включала специальную подборку его работ из семейной и частных коллекций. Некоторые из произведений публика увидела впервые. В отобранных картинах — философские визуальные нарративы Подпомогова вокруг метафизических границ жизни и смерти.

Нам было важно показать его с этой точки зрения, ведь эта тема проходит красной линией через все его творчество, потому что он по натуре был философом, его работы очень глубокие. Неудивительно, что эта тема интересовала художника более всего. Борьба за выживание, с которой ему пришлось столкнуться с самого рождения, впоследствии отразилась на его творчестве.

Богом данный, Богом одаренный Валентин Подпомогов родился в Ереване 29 апреля 1924 года. Роды прошли тяжело — это было первое кесарево сечение в Армении. Поначалу медики решили, что новорожденный не выживет, и чуть было не совершили непоправимое, но внезапно заметили, что мальчик дышит, и его спасли. На свет он появился тем не менее с серьезной патологией — врожденным пороком сердца.

Из-за этого заболевания Подпомогов всю жизнь находился под наблюдением врачей и часто лежал в больнице. Его отец, украинец с русской фамилией, появился в Армении вместе с красноармейскими войсками, после советизации республики решил остаться и стал работать в фармацевтике. Мама, армянка Евгения, носила фамилию Тер-Аствацатрян, и, возможно, в этом тоже есть символика, ведь «Аствацатрян» означает «Богом данный».

Многочисленные таланты Подпомогова были поистине Божьим даром. Как и отец, его мама работала в аптечной сфере, хотя в юности мечтала стать актрисой. Позже, когда у сына появился интерес к рисованию, она, со всей силой нереализованной творческой натуры, невзирая на упреки родственников, щедро тратила свои скромные доходы на карандаши: «Валя любит рисовать — пусть рисует!»

Рисовать Валя любил, но учиться по школьным предметам — нет: все его тетради, бережно сохраненные близкими, были изрисованы. В итоге он окончил лишь четыре полных класса, что, впрочем, впоследствии не мешало ему создавать всевозможные разработки, будто был он не недоучкой, а талантливым инженером-изобретателем.

Например, в ереванском Доме кино хранится автоматическая проявочная машина, которую он полностью сделал сам, — абсолютно прорывное для тех лет ноу-хау, которое вывело на новый уровень работу в кинопроизводстве. Главный инженер студии «Арменфильм» умер, так и не поверив, что тот агрегат — единоличное детище Подпомогова.

В 13 лет Валентин отправился устраиваться на работу в недавно созданный прибывшим из Москвы Львом Атамановым (Левоном Атаманяном) цех мультипликации при армянской киностудии. Нужно было помогать матери — отец почти не принимал участия в жизни их семьи, и они сильно нуждались. Требуемых для анимации навыков у юного любителя рисования не было, и Атаманов ему отказал. Когда юноша, развернувшись, грустно побрел домой, Атаманов заметил, что на его обуви нет подошв, а это значит, что мальчик очень беден. Он окликнул его и сказал, чтобы завтра Валентин выходил на работу. Так начался творческий старт Подпомогова — будущего аниматора, режиссера, художника-постановщика, создателя целой плеяды любимых армянских мультфильмов, а позже, спустя 20 лет, после многолетнего перерыва в работе мультцеха, воссоздателя анимационного производства на «Арменфильме» и мастера, обучающего учеников, в числе которых и знаменитый Роберт Саакянц.

Но не анимацией единой занимался Валентин Подпомогов. Он стал блестящим художником-постановщиком игровых кинофильмов и театральных спектаклей, делал иллюстрации, декорации, дизайн, скульптуру, создавал надгробия, долгое время работал главным художником армянской столицы, снимался в кино как актер. И кроме того, он сам был живой достопримечательностью Еревана.

Его уважали, обожали, ценили. Он очень легко завораживал людей своей энергией. Двери его дома и мастерской не закрывались — это был богемный оазис в самом лучшем смысле этого сочетания слов. Вокруг Подпомогова плелись мифы и легенды. Знаменитые подпомоговские анекдоты, шутки, крылатые фразы, розыгрыши и хохмы передавались из уст в уста и передаются до сих пор, спустя 27 лет после его ухода.

Валентин Георгиевич был искусным рассказчиком, общительным и остроумным. Он смотрел не на род занятий или «статусность» человека, а прямиком в его душу, умел по-настоящему дружить и подставлять плечо. Академики и дворники, народные артисты и санитарки, партийные работники и диссиденты — круг его друзей и приятелей был необычайно широк. Его манеры отличала неповторимая элегантность — словом, он был настоящим артистом. И настоящим ереванцем.

Говорили: «Наш Валя — соль Армении. Кто не знает Подпомогова, тот не знает Армению». Безграничная фантазия, страсть к изобретательству, тяга к интересным решениям плюс золотые руки мастерового — и свою мастерскую он превратил в уникальный объект. Многоуровневое пространство, перила, лестницы, решетчатые двери, витражные люки, оригинальный бар-погреб, камин, вензели и гербы — одни его замыслы опережали другие. Если к друзьям художника приезжал какой-то гость, его непременно приводили к Подпомогову. Кого только не перевидали стены его мастерской…

Как-то приехала в Ереван журналистка из Москвы Ольга Дмитриева и пришла в мастерскую к Подпомогову. Восторженно посмотрев картины, воскликнула: «Валентин Георгиевич, я о вас напишу статью в «Собеседник» — о том, как здесь, в провинции, талантливый русский художник…» — «Стоп! — прервал ее Подпомогов. — Во-первых, Оленька, это не провинция. Во-вторых, я не русский художник, а армянский. И в-третьих: я не даю вам согласие писать обо мне». Сказал как отрезал и при этом подарил журналистке одну из своих картин.

Художник, не любящий выставки

«Валя совершенно не был привязан к своим картинам. Он говорил: «Я привязан к картине, пока ее пишу, а как только завершаю работу, эта нить обрывается. У каждой картины есть своя судьба, своя дорога, и по этой дороге она должна идти». И без тени сожаления спокойно расставался со своими работами, раздаривал их», — рассказывает Ася Подпомогова. Супруга Валентина Георгиевича посвятила свою жизнь сохранению его памяти, охотно рассказывает о нем журналистам, принимает гостей, знакомых и незнакомых, чтобы показать мастерскую, картины, эскизы, тетради, фотографии. Вот стоит мольберт с красками, и кажется, будто художник ненадолго отлучился, скоро вернется, и родится новый шедевр…

Подпомогов был неординарной личностью и большим оригиналом. Ведь это весьма необычно, когда художник не любит выставляться, — а он не любил.

«Вечно живой», 1990-е. Выставка «Сны о жизни и смерти».

«Плохие картины не воруют» За 24 года занятия живописью он оставил не очень большое наследие. Многие картины осели в частных коллекциях в Армении и за границей. Несколько работ украшают постоянную экспозицию ереванского Музея современного искусства. А некоторые картины у него попросту украли. «Плохие картины не воруют», — шутил мастер. Нередко он делал авторские повторения своих работ.

«А вот эта его работа — первая», — Ася показывает картину «Ностальгия», написанную в 1974 году. На ней изображена грустная обезьяна с выразительными и отчего-то очень знакомыми глазами, зажатая, словно в клетку, в металлическую раму. Тогда эта картина потрясла весь Ереван.

По мистическому совпадению последней законченной работой стала картина «Последняя верста». Минуя верстовой стол