Юрий Щекочихин. Фото: архив.

Не привыкли мы к одиночеству,
Намекни о нас между строк.
Не по имени, не по отчеству,
Можно просто — братишка, браток

Вы все хотели жить смолоду,
Вы все хотели быть вечными…
И вот войной перемолоты,
Ну а в церквах стали свечками.

Здесь и далее использованы стихи А.А. Чикунова с любезного разрешения автора, которому посвящен 9-й блокнот. У каждого, кто ТАМ был, — свои собственные воспоминания. Не скажу, что эти воспоминания доставляют тебе страшное удовольствие. Ведь не хочется вспоминать расставания с любимыми женщинами, ссоры с друзьями, да и собственные ошибки, приводившие к непоправимым последствиям. И о том, что не удалось написать. Обидно, потому и не хочется. Хочется вспомнить дворы твоего детства, которые уменьшались, уменьшались, уменьшались, потому что сам ты вырастал. Какое-нибудь море. Скорее всего — Черное. Коктебель. Семнадцать лет. Тогда я впервые в жизни увидел море. И вдруг — война. Чечня. В страшном сне я не мог бы представить, что сижу в бэтээре, идет пальба, трупы на обочине… О, Господи! Я понимаю, что я не главный свидетель. Но я ТАМ был. Я видел.

В журналистском ремесле есть одна странность. По крайней мере, как я сам ее вычислил на собственном опыте: о событиях, которым ты стал свидетелем, надо писать мгновенно. Ночью, если вернулся из командировки вечером. Днем, если вернулся утром, вечером, если вернулся днем. “Ни одно событие, о котором пытаешься рассказать, если ты его считаешь достойным общественной боли, не может отлеживаться в сознании. Тогда оно теряет интонацию события. Потому-то статьи из Чечни, которые я публиковал сначала в «Литературной газете», а потом, после ухода оттуда, в «Новой газете», были написаны с колес, в текущий номер. Я не хочу сейчас ничего менять в тексте, хотя, конечно, от командировки к командировке изменялись мои представления об этой чудовищной трагедии России и Чечни. Подправлять их сейчас было бы нечестно. Я только позволю себе рассказать о том, что сопутствовало этим поездкам, и о том, что я тогда не мог написать. Каждый раз, возвращаясь ОТТУДА, пытаешься понять: тебя что-нибудь поразило на этот раз? У тебя перехватило дыхание от нового увиденного и нового узнанного? Почувствовал ли ты себя вновь стоящим над пропастью, края которой ты не разглядишь, как ни старайся?

Блокнот седьмой: 2001 год

Нет ничего заманчивее в жизни, чем возвращаться в места, где ты уже был, пройтись по тем же самым улицам, остановиться у запомнившегося тебе дома, опознать в толпе людей, с которыми ты однажды перемолвился хотя бы словом. Когда ты возвращаешься, то чувствуешь жизнь в ее бесконечном течении, да и, честно, сам перестаешь сомневаться в том, что ты еще существуешь. С Чечней — особая история. Ты возвращаешься не в жизнь — в боль. Ровно год назад, такой же осенью, мы, члены Комитета по безопасности Госдумы, полетели в расположение 46-й бригады внутренних войск, чтобы самим убедиться, как выполняется Указ президента. Указ важный и принципиальный: на территории Чечни должны разместиться навсегда, навечно люди, которым надлежит заниматься защитой того, что является смыслом их военной профессии. Я был в тех же самых местах. И могу повторить то же самое, что уже писал раньше. Прибавилось печали в глазах офицеров, которые потеряли за этот год своих друзей и своих солдат. Указ Президента, в котором было сказано, что находящиеся здесь военные люди получат гарантии для нормальной человеческой жизни, аннулирован правительством. Все льготы, положенные тем, кто рискует не раз в месяц, а каждую минуту, оказались элементарной детской обманкой. Для Павла Бородина мгновенно, в течение суток, нашлись несколько миллионов долларов, чтобы выпустить его под залог. „ Эти ребята — заложники государства, которое награждает их только посмертно.

Повторяю, нам стало стыдно за то, что мы опять увидели: коммунальные палатки, в которых ютятся офицерские семьи, бэтээры, давно списанные в утиль, старинные рации, нищенские зарплаты. Понимаю, у всех остальных в России — не лучше. Но здесь-то война, здесь-то жизнь на самом деле может стать мигом. Ох, было бы здорово, если бы не мы, а люди из правительства, из Минфина увидели все это. Может быть, тогда и они поставили бы свои подписи под этим документом, рядом с нашими, депутатскими: цитата «Две зимы личный состав бригады перезимовал в палаточных городках, сейчас в военном городке аэропорта «Северный» г. Грозного 1200 военнослужащих переселяются в построенные казарменные помещения. Но более 7000 военнослужащих в этом городке и остальных пяти пунктах дислокации остаются в палатках, а строительство казарменно-жилищного фонда для них не начато из-за недостатка средств. Программа обустройства 46-й бригады на постоянной основе рассчитана до 2003 года, на ее выполнение необходимо 5,4 млрд рублей. МВД неоднократно обращалось в Правительство РФ с просьбой придать программе государственный статус, но всегда получало отказ по различным основаниям. За 2000—2001 годы из федерального бюджета выделено 0,98 млрд рублей (18 процентов), на 2002 год планируется 410 млн рублей при потребности 1,44 млрд рублей. На 1 октября 2001 г. в бригаде на квартирном учете состоят 945 семей офицеров, прапорщиков и военнослужащих по контракту… На 2002 год целевым назначением для 46-й бригады средства на жилищное строительство из федерального бюджета не выделяются. Мы вынуждены констатировать, что Правительство Российской Федерации не до конца понимает опасность, к которой может привести эта ошибка. Бригада и сегодня недоукомплектована командным составом, а в случае невыполнения обязательств по решению жилищной проблемы семей военнослужащих, два года честно отслуживших в экстремальных условиях в Чеченской Республике, проблема комплектования бригады станет невыполнимой. 46-я бригада — форпост борьбы с терроризмом в Северо-Кавказском регионе. Для укрепления ее морального и боевого состояния личный состав должен ощущать заботу и поддержку со стороны властных структур.

Извините за цитирование казенного документа. Но и жизнь какая-то казенная. Только люди у нас — не казенного качества и не казенной живучести. «Жилищные условия — хорошие», — доложил нам и. о. комбата в Гудермесе. Он — не хотел жаловаться. Он — не привык жаловаться. Да, он гордится тем, что утеплил палатки, что сделал свою пекарню и баню. Единственное отличие от прошлого года: новый памятник с именами 12 солдат. От этой поездки почти не осталось личных впечатлений, которые должны сопровождать в дороге путешественника, пусть даже странствующего по делам казенным. Все — как обычно: Чкаловск, борт, Моздок, вертолет, «Северный», снова вертолет, посадка, взлет, взлет, посадка… (Нет, все-таки ошибся: из-за того, что полоса в Моздоке ремонтировалась, в этот раз мы летели через Дагестан.)

А в остальном, как обычно. Если бы не детали, запавшие в душу. Вечером, в «Северном», комбриг повел нас в сауну, которой в прошлом году еще не было. „ — Видите, бассейн! — с гордостью сказал комбриг. — А когда мы сюда пришли, в нем плавали два трупа. Бр-р! Но мы все-таки полезли в воду. — На восстановление аэровокзала (хотя что там восстанавливать?) из федерального бюджета выделено в прошлом году сто миллионов рублей, — сказал нам комбриг. — Но за год сменился уже четвертый директор несуществующего аэровокзала. Понятно? И это тоже было привычно и понятно! В 2002 году самарский губернатор Константин Титов с удивлением спрашивал у меня: «Область сделала для Чечни сто щитовых домиков. Теперь выясняется: в наличии только четыре из ста. Куда же остальные-то делись?». Туда, туда, в эту бездонную чеченскую войну, благодаря которой меньшинство — его можно на пальцах пересчитать — бесконечно увеличивает свое и так баснословное состояние, а большинству остается только спрашивать у заезжих депутатов: «Боевые-то будут платить? Квартиры-то получим? Дети поступят в вузы вне конкурса и без денег?». Однажды в этой поездке мы заскочили в Буйнакск, в штаб армейской дивизии. Помню разговор с ребятами из военной контрразведки. Они поминали только что погибшего друга. — Сейчас пошло представление на Героя, — сказал один. — Чтобы стать Героем, надо погибнуть, — добавил второй. — А чтобы дали квартиру, надо, чтобы тебя ранило. Желательно — тяжело, — вздохнул третий… А так, в принципе: «Жилищные условия — хорошие», — как сказал нам гудермесский комбат, гордясь, что сумели утеплить палатки… Когда в конце 2002-го я предложил Аркадию Баскаеву навестить ребят из 46-й бригады, он ответил: «А с чем навещать? За этот год у н