Иллюстрация: Петр Саруханов / «Новая газета».

Без прогресса в голове “У них там либеральная демократия. Может быть, и не либеральная не демократия. Также: неограниченная миграция — а может быть, ограниченная миграция, глобализм — или неглобализм, интернационализм — или, наоборот, национализм. Мы уже произнесли много тех терминов, которые звучат страшно. Почему [они кажутся страшными. — Ред.]? Потому что мы находимся в рамках вот этой гегемонической системы, где нам предписывается принимать определенные наборы базовых установок, идеологических установок, как нечто незыблемое”. Так начал свою недавнюю лекцию на политфаке МГУ Александр Дугин, призывая слушателей вывести свое сознание из рамок «гегемонической системы» и посмотреть на мир шире. Это была одна из двух лекций мини-курса по новой — изобретенной Дугиным и школой имени Ивана Ильина — науке под названием “вестернология”. Этого — этих фактов вместе с емкой цитатой — в принципе, достаточно для того, чтобы понять, как выглядит в глазах сегодняшней власти идеальная гуманитарная наука и идеальное высшее образование. Все, что опишу ниже, будет, по сути, только расшифровкой и иллюстрацией.

Александр Дугин. Игорь Иванко / Коммерсантъ. Мини-курс вестернологии на политфаке был прочитан в апреле и состоял всего из двух лекций — но Дугин утверждал, что ведется огромная работа по формированию новой науки, идут поиски терминологической и теоретической базы (кстати, он посетовал на то, что с теоретической базой совсем трудно: до них, мол, так на мир еще не смотрели, поэтому подходящих трудов, обладающих и историческим, и научным авторитетом, нет или почти нет). Еще он говорил, что, несмотря на незавершенность научной работы, новых вестернологов уже зовут выступать на всех возможных площадках: «перед детьми, перед студентами, перед военными, перед академиками, перед прокурорами, перед вузами всех профилей».

И надо сказать, что за две лекции креативный философ вполне успел описать не только то учение, которое пытается создать, но и то, какую систему гуманитарной науки в целом он и его адепты хотят построить. Вестернология, по его определению, — это «подход, который призван заменить собой то, что в советское время называлось «критикой буржуазной философии» (если среди читателей окажется ученый-гуманитарий, он, скорее всего, возмутится: то «наука», то «подход». Отвечаю на закономерные претензии: это не я так говорю, это Дугин). Гуманитарная наука, утверждает он, после распада СССР слишком легко и некритично восприняла все научные тенденции, которые были свойственны Западу, — а теперь настало время для критического осмысления и отказа от гегемонии западных «arts» и «studies».

Естественно, не обошлось и без упоминания спецоперации: „ проводимая сейчас СВО, сказал Дугин, есть не что иное, как противостояние цивилизаций, — и в гуманитарной науке должно происходить нечто подобное, то есть борьба России за «эпистемологический суверенитет». Эту неусыпную борьбу как раз и ведет школа Ильина. Механизм ее заключается в том, что «Западное выделяется, провинциализируется и ставится наряду с незападным». Запад, по Дугину, всегда претендует на универсальность и общеобязательность и в науке, и в культуре, и в любых сферах жизни — поэтому его нужно отодвинуть и заняться импортозамещением. В процессе этого на место бывшего Западного ставятся некие концепции, которые, по мнению вестернологов, являются исконно русскими, — и основные результаты, которые уже удалось получить, перечислены в цитате выше.

Ну и еще один из особенно прорывных выводов, например, имеет тот смысл, что прогресс в целом — идея не универсальная, а тоже придуманная на Западе, поэтому можно обойтись и без прогресса (это утверждение, кстати, для Дугина не новое: как известно, он позиционирует себя как традиционалист. Но если когда-то он продвигал отказ от прогресса только в рамках этой своей версии традиционализма, то теперь перенес на все вообще, включая науку).

Так, если пользоваться форматом Брифли, выглядят основные изыскания сегодняшних ученых-«патриотов». Геноцид, да и только. Надо отдать должное — подается все это пока более-менее аккуратно: нет-нет, мы не продвигаем национализм — просто ведь, по справедливости, во имя равноправия, помимо интернационализма должно быть что-то еще. Нет-нет, мы не против свободного изучения памяти или гендера, просто в противовес западноцентричному дискурсу должен быть поставлен наш, российский — не западный, не восточный, а самостоятельный, особый, с неким особым научным аппаратом, который пока не выработан, но выработается. При этом, естественно, ни слова не говорится о том, что любые образовательные проекты, не вписывающиеся в эту стратегию, давно признаны нежелательными.

Вообще, то, что науку и высшее образование начнут импортозамещать, стало понятно еще с первых весенних месяцев 2022 года: тогда я заканчивала магистратуру в МГУ, и уже в конце апреля — начале мая нам объявили, что преподаватели-иностранцы, ведущие учебные курсы по зуму, преподавать больше не смогут и их курсы из программ исчезнут. Но масштаб и интенсивность процесса были тогда малопредсказуемы.

Дмитрий Дубровский. Фото: соцсети. Некоторые итоги того, что произошло за последние три года с высшим образованием в России, подвел в недавней открытой онлайн-лекции историк и исследователь академических свобод Дмитрий Дубровский*. Он говорил, в частности, о том, что импортозамещение исчезнувших дисциплин новыми «науками» — это массовое явление в сегодняшних вузах. Здесь помимо вестернологии можно вспомнить другой, гораздо более шумный пример — знакомую всем по делу Беркович-Петрийчук деструктологию, которую экстренно изобрел и тут же применил на практике Роман Силантьев. Изобретение все новых «-логий» — теперь одно из любимых развлечений профессорско-преподавательского состава в особо патриотичных вузах.

В самом по себе этом процессе Дубровский не видит ничего опасного: он оптимистично считает, что наука — явление саморегулируемое, и шлак в виде разных «-логий» в конце концов отфильтруется сам собой как чужеродный: «Наука не может никем управляться — никак и никакая. Это самоорганизующаяся система. Если вы начинаете внедрять какой-то внешний инструмент — служащий для любых целей — вы нарушаете эту внутреннюю логику. Поэтому любая идеология, которая спускается сверху, не будучи воспринятой научным сообществом и не используемая им, это нарушение научной системы».

Фото: Александр Коряков / Коммерсантъ. При этом, по его словам, изобретение «-логий» провоцирует другой процесс — который как раз представляет реальную опасность, и серьезную: формирование новых научных стандартов. Под этим понимается размывание критериев научной истинности, профессиональности, качественности исследования. Для некоторых дисциплин нашей гуманитарной науки, которая местами — особенно в провинциальных вузах, но и в некоторых московских — и до 2022 года тянулась к приставке «псевдо-», такое размывание в самом деле грозит окончательной дезориентацией.

Следы ее видны и сейчас: скажем, если читающему лекции по вестернологии Дугину не запрещается путать научные понятия «пол» и «гендер» — что он, кстати, и делает — потому что это не его специализация, то защищающему кандидатскую или докторскую диссертацию по этому направлению путаться в терминах нельзя. Тем не менее сегодня, в условиях массового оттока из страны специалистов по этим научным направлениям, оказываются возможны случаи, когда успешно защитившийся кандидат или доктор не понимает, какими терминами оперирует, чем пол отличается от гендера, а, скажем, мемориализация от коммеморации. Справедливости ради, надо оговориться, что такое возможно было и до 2022 года, — но падение общего уровня квалификации оставшихся в России ученых не заметить нельзя.

Константин Пахалюк. Фото: соцсети. Еще одну тенденцию в перестраивании гуманитарных наук заметил в одной из статей Константин Пахалюк*. Статья была посвящена тому, как в альтернативной — «патриотической» версии истории появился концепт под названием «геноцид советского народа». Как пишет Пахалюк, формируя этот концепт, его идеологи не столько пытаются заставить аудиторию переосмыслить историю, сколько давят на ее эмоции: геноцид «советского», по их мнению, ближе большему числу россиян, чем геноцид, например, евреев. К тому же это формирует комплекс жертвы: нам досталось больше всего, мы больше всех пострадали, и за это перед нами надо преклоняться.

Интересно то, что комплекс жертвы в пропагандистском дискурсе смешивается с комплексом непобедимой нации: да, мы пострадали, но мы и победили — причем чем дальше, тем больше нивелируется в этой победе роль союзников. И то, и другое подкармливает ресентимент и никаким образом не соотносится с рациональностью и логикой. Особенно показателен в этом смысле приведенный Пахалюком в пример случай с проведенной в октябре 2024-го акцией в память «о геноциде детей», приуроченной к трагедии в