Могильные плиты и памятники. Фото: Никита Телиженко.

На четвертый год СВО территория РФ медленно, но непреклонно увеличивается. Однако с расширением границ новой российской империи в старой российской глубинке расширяются и другие границы — военных кладбищ. Путешествуя по бескрайним серым межсезонным просторам, то и дело взглядом цепляешься за развевающиеся на ветру флаги над городскими и сельскими кладбищами. И даже окраины, казалось бы, совсем вымерших деревень неожиданно оживились свежими могилами.

Еще год назад, когда я приезжал сюда, на Зайковское кладбище под Курганом, я насчитал здесь с три десятка свежих могил с флагами. В марте 2025-го на холодном мартовском ветру флагов прибавилось. От тех первых, что появились в 2022–2023 годах, практически ничего не осталось.

На длинных почерневших флагштоках дергаются выцветшие лоскуты. А где-то и вовсе остались пустые древки: проиграв природе, навсегда растворились вагнеровские знамена, стяги с эмблемами ВДВ и танковых войск. Вот так и приходит понимание: прошедшие два или три года для живой жизни — это почти вечность.

Впрочем, там, где природа намекает на забвение, человек силится потверже закрепить память. И вот уже многие из старых могил — 22–23-го годов — обзавелись памятниками. Лица, имена, фамилии, годы жизни. Таких памятников — сотни. Гранитные, мраморные, а кое-где — простые деревянные кресты.

Бюджетные похороны Наталья Викторовна Семина, руководитель курганского отделения государственного фонда поддержки ветеранов СВО «Защитники Отечества» только недавно вернулась из ХМАО. Ездила на кубок «Защитники Отечества»; это такие всероссийские состязания среди участников СВО. По словам Натальи Викторовны, главная цель подобных поездок — это, конечно же, «поболеть за своих», за тех ветеранов, кто решил попробовать себя в спорте. Но есть и еще один важный мотив для дальних поездок: обмен опытом с коллегами из других регионов, в том числе и в «мемориальном» вопросе.

— Какие же красивые в ХМАО памятники, ты не представляешь, — взмахивает руками Наталья Викторовна. — Они там все единого образца. Черные, аккуратненькие, с цветной фотографией. Вот бы у нас такие же поставить.

— А какие у нас в Кургане?

— Разные. Кто какие захочет, тот такие и ставит.

— Может, это от денег зависит? На какой памятник семье денег хватит — такой памятник и поставят?

— Не в этом дело. Похороны везде за государственный счет, министерство на каждого погибшего заключает договор с похоронщиками. Семья за это ничего не платит, родственники только выбирают памятник. И устанавливают. Есть, конечно, те, кто из своих денег что-то готовы доплатить, но это редкость. В основном все за бюджетные деньги.

Кетовское кладбище. Фото: Никита Телиженко.

В период 22–23-го годов в регионах было много конфликтных ситуаций вокруг компенсаций за похороны. Родственникам государство оплачивало ритуальные мероприятия лишь в случае погребения погибшего на специально отведенных мемориальных кладбищах. Однако на сегодняшний день такой проблемы, по словам Натальи Семиной, уже нет.

Похороны участника СВО, даже если семья решила похоронить погибшего на родовом участке, компенсируются из бюджета, в Курганской области это 64 тысячи рублей. Также региональный бюджет компенсирует родным и затраты на памятник.

Мусульманские захоронения обычно выходят дороже, порой и до 350 тысяч рублей, что немало для Кургана. Но даже их, по словам Семиной, оплачивают из бюджета. Очередь на полгода

О курганской моде на надгробия для участников СВО мне рассказал Михаил, менеджер похоронной компании с поэтическим названием «Каменный цветок». Я начал было расписывать ему изыски, типа тех, что в ХМАО, но Михаил сразу отрезал: если нужен спецзаказ — то это в Екатеринбурге или в Тюмени заказывать нужно, в Кургане таких не делают.

— А вы для себя? — без обиняков спросил он следом. Повисла неловкая пауза.

— Ну, в смысле… Погиб кто-то или просто интересуетесь? Я почему спросил, — будто оправдываясь, продолжил мужчина. — Если заказ делать, то лучше заранее, сейчас очередь большая. На полгода. Просто я считаю нужным сразу предупредить: если закажете сейчас, памятник готов будет к июлю или даже к августу. Чтобы вы имели это в виду!

— Это все из-за СВО? — спросил я.

— Нет. Люди же не только на *** умирают. Но дальше заказов еще больше будет. Потому что памятник ты просто так не воткнешь. Полтора-два года нужно ждать, пока земля осядет, все зависит от почвы. В некоторых районах человек еще в самом начале погиб, в 22-м — а за памятником только сейчас приехали. Потому что земля улеглась.

Кладбище Зайково. Фото: Никита Телиженко.

Михаил пояснил мне, что стоимость памятника складывается из многих компонентов. Из того, какой материал выберут родственники, и из того, каким будет художественный запрос.

— Все зависит от породы камня. Наши подороже, но и стоять будут долго. Китайцы — хрупкие, не всегда держат мороз, но и дешевле. Если отечественный камень, именно Карелия, например, — это 100–120 тысяч, а Китай за 80–90 можно найти. Средняя цена работы с установкой надгробия — сто тысяч рублей. Но, например, выточенная каменщиком объемная фигурка военного обойдется от 120 до 180 тысяч рублей, в зависимости от высоты надгробия:

— Ну для эсвэошников все по стандарту: либо такие, — Михаил указал рукой на лежащие на земле высокие мраморные плиты с изображением мужчин в росгвардейском камуфляже. — Или вон как с солдатом (речь про ту самую выточенную фигурку. — Н. Т.). Но чаще выбирают обычные черные прямоугольные. Там в комплекте идет тумба, стол и железная скамейка. Можно сделать из белого или черного камня.

Палец вверх

На кладбище действительно понимаешь, что самым распространенным памятником на сегодняшний день действительно остается простая черная плита. По желанию заказчика на нее могут нанести фотографию покойного, но зачастую наносят сразу две: одну с лицевой, вторую с тыльной сторон.

Сюжет фотографий повторяется: от надгробия к надгробию улыбающиеся мужчины в камуфляже, с автоматом наперевес, тянут палец вверх. На заднем фоне лес, фронтовая дорога или руины разрушенных городов.

Кажется, герои этих фотографий были по-настоящему счастливы только там. Подобными фотографиями полнятся чаты, в которых люди ищут своих пропавших отцов, мужей и сыновей; потом эти фото перекочевывают на памятники. Среди множества однотипных портретов людей в военной форме мое внимание привлекла фотография парня, выгравированная на «спине» высокого, гораздо выше остальных памятника. На ней он одет «по гражданке»: в черном худи, бейсболке, с телефоном. Будто зумер, случайно затесавшийся в компанию матерых вояк. Однако стоило мне обойти памятник вокруг, как все тут же встало на свои места. На лицевой стороне обелиска — типовая фотография из военного билета. Имя, годы жизни — 2001–2023. По периметру могилы — венки в цветах российского флага. На одном — офицерская кепка, на другом — полевая. Потянувшись за фотоаппаратом, замечаю, как слева от меня остановился невесть откуда взявшийся белый Rav-4. Из машины выходят двое, идут ко мне. Признаюсь, я напрягся. Из-под расстегнутой куртки одного из них, — он прихрамывает, — виден темно-синий пиджак…

Кладбище Зайково. Фото: Никита Телиженко.

— Привет, — он протягивает мне руку. — Ты тоже к костру? Не поняв, о чем речь, я переспрашиваю: — Что? — Ну к Костру? — указывая на памятник, повторяет вопрос мужчина. И тут до меня доходит, что это позывной парня, образованный от его фамилии. — Нет, — с облегчением выдохнув, говорю я. — Я здесь другого знакомого ищу…

Казалось, такое бывает только в кино, сценарист которого решил безбожно схалтурить. Прямо сейчас, при мне навестить того самого парня в бейсболке приехал не кто-то, а его командир.

— В 2022-м «Костер» служил на контракте. Но когда все началось, подал рапорт с просьбой уволиться: потому что он не согласен ехать. Ну тогда это еще можно было сделать. У него из-за этого в военнике красный штамп. Паскудный такой. Типа «склонен к предательству». Но отпустили его на гражданку. А осенью, так как он служил, его мобилизовали в первую очередь. Ну и в учебку. Мы с ним там и познакомились. Когда он мне военник показал, я прифигел, если честно. Они чё творят? Если человек против, не хочет воевать, а они его в часть, — это же они не ему падлу делают. Это, считай, они подразделение подставляют. Ну если он не может в человека выстрелить — как я, ком