Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ.
18+. Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранными агентами Борухович (Тумаковой) Ириной Григорьевной и иностранцем Владиславом Леонидовичем Либо касается деятельности иностранных агентов Борухович (Тумаковой) Ирины Григорьевны и иностранцева Владислава Леонидовича. Владислав Иностранный. Фото: Википедия.
Можно ли сказать, что вот сейчас в российской экономике наступают времена, которыми на протяжении трех лет нас пугали пессимисты? Экономика падает или еще держится? В российской экономике меня особенно удивляют люди, которые о ней пишут. На протяжении трех лет мы слышали множество рассуждений талантливых людей о том, что санкции скоро доконают Россию, что всё вот-вот накроется медным тазом. Но всё никак не накрывалось, а люди всё писали и писали. И вот в феврале этого года товарищ Трамп вдруг позвонил товарищу Путину и сказал: давайте будем жить дружно, всё будет замечательно.
И рубль сразу укрепился процентов на пятнадцать. И рубль укрепился, и российские фондовые индексы резко рванули вверх. Все пришли в состояние ажитации. Тем временем на другом полюсе этого мира, в среде нашей оппозиции за рубежом, случилось какое-то удивительно единодушное помешательство. Не знаю, заметили вы или нет, но вышли минимум штук пятнадцать статей с интервалом, наверное, в две-три недели. В этом поучаствовали многие авторы от Александра Коляндра и Александры Прокопенко из берлинского Центра Карнеги* до Михаила Зыгаря. Это подхватили западные корреспонденты и журналисты. В статьях речь шла том, что наконец-то это случилось, сейчас настанет мир — тут-то экономика российская и рухнет.
Я был настолько потрясен всем этим, что позвонил нескольким знакомым в Москву, не самым последним людям в крупном бизнесе. Спросил: что у вас происходит? Они говорят: всё нормально, живем интересно, денег достаточно, ждем нормализации и прикидываем, куда инвестировать. Банки тоже не бедствуют, потому что население несет свои копейки в каких-то невероятных количествах. И никто не смог объяснить, почему в случае мира в экономике должна наступить катастрофа.
Но по-прежнему на Западе с интервалом в несколько дней выходят всё более и более истеричные тексты о том, что она неизбежна. Наверное, в чем-то я могу понять авторов таких прогнозов. Наступит мир — придется останавливать военные производства, со спецоперации вернутся люди, которые вряд ли снова захотят устроиться на прежнюю работу с «мирной» зарплатой. Разве не эти аргументы приводят авторы негативных прогнозов?
Вот давайте посмотрим, как выглядит ситуация. Если [спецоперация] заканчивается, то военные расходы наверняка снижаются. Не с 13,5 до 3,5 триллиона рублей, какими они были в 2021-м, но как минимум до 10–10,5 триллиона. Это снижение фактически ликвидирует бюджетный дефицит, даже тот увеличенный, о котором говорил Силуанов 30 апреля. Инфляция и сейчас уже снижается, а при сокращении госрасходов и вовсе станет вполне умеренной. Следом Центральный банк снижает ключевую ставку. Рубль начинает резко снижаться, как минимум до ста за доллар, может и больше в относительной перспективе. Деньги утекают из банков, выходят на рынок, вырастает спрос, растет импорт. Нефть стоит в рублях, скажем, не четыре тысячи, а хотя бы пять с половиной, и бюджет в условиях сокращения расходов и дешевого рубля балансируется в течение полугода с момента перемирия. Жизнь налаживается, как говорится.
Я понимаю, что, если вернутся военнослужащие, комфорта в обществе не прибавится. Но, во-первых, у меня нет ощущения, что они быстро вернутся. Мне кажется, Путин не зря увеличил штатную численность армии до полутора миллиона человек — скорее для того, чтобы перевести этих солдат на казарменное положение, и они счастливы будут продолжать служить за те же деньги или даже за чуть меньшие, но без нынешних рисков. А ВПК точно не будет сокращаться. И не год-два, а как минимум лет пять. Кстати, Путин об этом сам откровенно и ясно говорил. Потому что нужно восстанавливать потери.
За счет чего всё это может дальше функционировать, если заканчиваются деньги в резервном фонде? Да, нефть будет в рублях дороже, но ведь и инфляция станет расти? Инфляция не обязательно будет расти. Она, замечу, притормозила в апреле в четыре раза по сравнению с январем. Но она остается проблемой для власти: чем она выше — тем больше государству приходится платить оборонным предприятиям, тем выше зарплаты в госструктурах. То же самое с темой налогов. Если оборонные расходы снижаются на 3–3,5 триллиона рублей, дефицит бюджета исчезает. Занимать деньги под 20% Минфину уже не нужно. Банкам эти деньги, по большому счету, не нужны. Сейчас они ориентируются на ставку ЦБ, и если она падает, то банки снижают ставки по депозитам — люди забирают деньги и идут в магазины. Да, это может поддерживать давление на цены, но по мере того, как отложенный спрос насытится, инфляция затухнет. Проблемы, конечно, будут. Но я не могу себе представить, как они могут быть больше, чем в случае продолжения [спецоперации]. Конечно, риски возникают при каждом действии, при любом движении, но в продолжении [спецоперации] я вижу гораздо больший риск для экономики, чем в ее прекращении.
В течение всей [спецоперации] правительство принимало трехлетние бюджеты, в каждом из которых оборонный бюджет текущего года больше, чем следующего. То есть каждый раз Силуанов считал: сейчас мы выложимся, одолеем врагов, отпразднуем победу, а потом начнем сокращать оборонные расходы. Но происходило всё наоборот: каждый следующий год выяснялось, что эти расходы будут на 50% больше. Бюджет на 2025 год принят точно так же: сейчас 13,5 триллиона на оборону, а дальше уже меньше. На мой взгляд, сегодня всё это дошло до предела. Я не могу предположить, что в 2026 году военный бюджет станет больше, чем в этом. Это невозможно. Иначе всё начнет трещать. Уже сейчас казна выдает всё, что может. Даже по плану на 2025 год на военные нужды должно было направляться 107% всех нефтегазовых доходов России.
Так и сами нефтегазовые доходы падают. То есть теперь будут все 130%. Если раньше для Путина самолеты и танки были игрушкой, на которую тратилось 30–40% нефтегазовых доходов, то теперь это больше похоже на черную дыру. И дальше наращивать это нельзя. Если [спецоперация] продолжится, то только в нынешних ценовых пределах. И это, на мой взгляд, сейчас уже начинают признавать. В первые месяцы 2025 года действительно ушло очень много денег на ВПК, в начале года всегда идут большие авансы, но при этом уже полгода, например, не повышается плата за подписание контракта.
И зарплаты в России перестали расти. И зарплаты военным перестали расти. Это показывает, что предел достигнут. И еще год это, как говорят в России, «можем повторять». Инфляция всё равно будет порядка 7–8%, налоги повысят, нефть либо отрастет до 70 долларов, либо случится девальвация, чтобы росли нефтяные доходы в рублях. Плюс к этому будут собраны какие-то дополнительные деньги от повышения НДФЛ и так далее. Принять такой же бюджет на 2026 год, как на 2025-й, возможно. Но еще раз повысить оборонные расходы, мне кажется, уже нет.
Фото: Александр Полегенько / ТАСС.
Европейцы не способны сделать вообще ничего, я об этом много раз писал. К сожалению, они способны только говорить. Но, конечно, они могут дать Украине много денег. Если это так, то деньги европейцы найдут. Тогда они будут финансировать Украину, и для продолжения такого сценария, как сейчас, у нее будут возможности.
Недавно в британской газете The Times было опубликовано интервью одного из бывших высокопоставленных руководителей ЦРУ. И он сказал: когда в 2022 году Россия начала свою [спецоперацию], страны НАТО могли серьезно изменить ход событий, но не хотели этого делать, потому что боялись, что это перерастет в ядерную войну. В дело и сейчас не в том, что у Евр
