Прокурорам подарили получить “джокера”. Конституционный суд Российской Федерации одобрил коллег в арбитражных судах не обращать внимания на сроки исковой давности по сделкам о приватизации.

Фото: Замир Усманов / ТАСС.

14 апреля Конституционный суд РФ вынес так называемое отказное определение по жалобе ООО «Мираж» в отношении неприменения сроков исковой давности к его спору с правительством Саратовской области. То есть КС, отказавшись рассмотреть жалобу в заседании с участием сторон, в то же время изложил свои позиции по поводу начала течения срока исковой давности: арбитражные суды правильно исчислили его не со дня нарушения закона в 2006-м, а со дня представления акта прокурорской проверки в 2023 году.

Внимание к определению КС от 14 апреля № 913-О газета «Ведомости», а вслед за ней другие СМИ привлекли лишь 12 мая. А на следующий день в Кремле прошла встреча президента Путина с активом «Деловой России» — в отличие от РСПП, это не «олигархи», а представители скорее среднего бизнеса. Возможно, совпадение не случайно, на что в одном из своих интервью указал экономист Андрей Яковлев.

Саратовское ООО «Мираж» и другие собственники, проигравшие спор в арбитражных судах, — именно средний бизнес. Без командировки в Саратов во всех деталях истории не разобраться, но мы все же попробуем восстановить их по публикациям в «Ведомостях» и «Коммерсанте — Средняя Волга» — а возможные фактические неточности на наши главные выводы не повлияют.

Итак, спорная собственность — шесть корпусов медсанчасти, расположенные в разных районах Саратова, при советской власти принадлежали 3-му Подшипниковому заводу, который был акционирован в 1994 году. Это уже крупный бизнес, но спор возник не по поводу завода в целом, а лишь по поводу его непрофильного актива, который был перепродан в 2006 году.

Его конечными собственниками и стали четыре ООО, включая обратившийся в КС «Мираж». Этому предшествовали решения арбитражных судов вплоть до Экономической коллегии Верховного суда, которые признали сделку недействительной на том основании, что новые собственники не сохранили медицинский профиль спорных корпусов. Однако это не совсем так: в них располагался государственный онкологический центр, которому «Мираж» и другие ООО сдавали помещения в аренду.

В марте 2023 года Арбитражный суд Саратовской области обязал их не только вернуть шесть объектов в госсобственность по иску прокуратуры региона, но (по сообщению «Коммерсанта») взыскал с четырех ООО 117 млн руб. за неосновательное обогащение, хотя арендные платежи областного минздрава за соответствующий период составили 800 млн руб.

Как можно догадаться, 117 млн — это чистая прибыль, за вычетом того, что новый собственник заплатил за имущество и вложил в ремонт, переоборудование и содержание зданий. Возможно, тут и была какая-то «панама», но сумма, если разделить ее на годы, в течение которых корпуса находились в собственности ООО, совсем невелика.

Намного болезненней изъятие зданий, а еще более зловещим, с точки зрения других собственников любого приватизированного имущества, выглядит прецедент, закрепленный в определении Конституционного суда. КС разъяснил, что, если имущество приобретено «вследствие нарушения… требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции», срок исковой давности, который не может превышать 10 лет, не имеет значения.

Но в истории «Миража» нет следов уголовного дела — ни в виде приговора, ни в виде постановления о его прекращении за истечением срока привлечения к уголовной ответственности. Самый смысл исковой давности, которая начинает течь с момента, когда стороне стало известно о нарушении ее права, КС разъяснил так, как написано в любом учебнике по гражданскому праву: этот институт «защищает участников гражданского оборота от необоснованных притязаний и побуждает их своевременно заботиться об осуществлении и защите своих прав».

В ряде прежних решений КС из этого и исходил, но в определении от 14 апреля, начав за здравие, он кончил за упокой: в тексте появляется такой малоизученный правовой наукой зверь, как «публично-правовое образование». В ГК такого термина нет, но в судебной практике так обозначается статус территориальных органов власти, когда они выступают как участники имущественных отношений.

Сопоставление частно-правовых и публично-правовых интересов — давний конек Конституционного суда, причем чем дальше, тем больше в его решениях публичные интересы начинают превалировать над частными. А «публично-правовое образование» здесь такая субстанция, которая хлопает ушами и сразу или вскоре после продажи имущества не замечает нарушения своих прав, пока на это — в последнее время тоже спустя десятилетия — не обратит ее внимания прокуратура. Соответственно, лишь с этого момента и начинается течение срока.

«Публично-правовое образование» — тут джокер деприватизации, который прокуратура может в любой момент и практически для любого случая вытащить из рукава. Ведь все имущество, приватизированное начиная с 90-х годов, было унаследовано РФ как «общенародное», а самый смысл приватизации и заключался в (возмездном) переходе права собственности из государственной формы в частную.

Определять, какой интерес в каждом конкретном случае важнее: публичный или частный — дело арбитражных судов или судов общей юрисдикции, а Конституционный просто зафиксировал за ними такое право, одновременно вооружив прокуратуру тараном «публично-правового образования», — и поди после этого поспорь.

Возможно, хотя это слегка отдает конспирологией, между публикацией «Ведомостей» и встречей президента с «Деловой Россией», на которой говорили все больше о «патриотизме», в самом деле есть связь. Как предположил экономист Яковлев, привлечение внимания к определению КС — возможно, было сигналом среднему бизнесу: вот что с вами будет, если вы дистанцируетесь от публичной поддержки политики Кремля. Для крупного бизнеса из РСПП такой сигнал излишен: там все и сами правильно понимают.

“Мама, положи мне руку на лоб”. Как умирают бездомные и кто помогает им выжить

Михаил Шац: “Как начать все с чистого листа и не сойти с ума”. Беседа Михаила Шаца с журналисткой Ириной Петровской о болезненном разрыве с Россией, самопоиске через стендап и о том, как эмиграция изменила его жизнь.