Руслан, позывной “Космос”. Кадр из документального фильма Анны Артемьевой и Ивана Жилина “Вернувшиеся” (смотрите на Youtube-канале “Но.Медиа из России” с 26 мая).

По Священному Писанию, когда Господь призывает человека, он говорит: “Вы царственное священство, взятое в удел”. Каждый человек, призванный к Богу, становится служителем. Я к Богу пришел, когда жизнь была в беспорядке. Просто среди ночи подошел к православной церкви и начал говорить с Ним. Попросил его о помощи — указать, куда мне идти. И он указал. С того момента я в церкви и общаюсь с Богом.

На СВО попал во время переезда из Мурманской области в Псковскую. Купил там домик, решил завести хозяйство. И просто в какой-то день шел со знакомой по Опочке (город в Псковской области) мимо военкомата и пришла мысль: “Дай-ка зайду”. Ну вот и все. Я очень хотел помогать людям, вытаскивать людей. Позвонил в церковь, попросил молиться, чтоб попал в группу эвакуации. Но попал я в штурмовики… Да, солдат подневольный человек — куда отправили, туда и пошел. Даже мысли, наверное, не проскочило оспорить. Знакомая, с которой шел, потом позвонила и сказала: “Я думала, ты умный. Оказалось, не совсем”. Попросила, чтобы я забрал свои вещи из ее квартиры.

Я понимал, что мы воевать едем. Но рвения не было. Хотелось, чтобы прекратилось это все. Остановить это. Чтобы люди перестали гибнуть с обеих сторон. Когда нас отправили на первый бой, мы даже не дошли до линии соприкосновения. Заблудились. Вместо назначенной точки вышли в болото. Выбрались из него только к вечеру, нам дали приказ уходить в лесополосу и заночевать там. В лесополке начала работать “Баба-Яга” (мультикоптер, переоборудованный для бомбометания). Она прилетала и бомбила по нам. На ней стоят тепловизоры, и она в темноте нас видит. А мы — наоборот, практически слепые. И очень много ребят погибло именно тогда. Защититься от “Бабы-Яги” можно, сбив ее из автомата. Но это, прямо скажем, не очень легко. Поэтому мы от нее прятались. Кто под деревом, кто под еще каким укрытием. Кто не спрятался, не успел или у кого руки-ноги торчали, те погибли. А деревья — без листьев, просто стволы, тяжело за ними скрываться…

Два моих пацаненка погибли — хорошие, смешные парни. Молодые. У одного из них четыре дочки было. Одному в грудь прилетело, а второму ногу оторвало. Я забрал у них документы — отдал командиру. Командира тоже ранило. Он молодец: сказал, пока своих раненых не заберем, не уйдем оттуда. Мы кого нашли, того и вытащили. Доставили их на точку эвакуации. На эту точку пришел медик с девятнадцатилетним мальчишкой. Он сказал, что эвакуировать некому. Так я и “Диагност” все-таки оказались в бригаде эвакуации. Там и с нами некомплект был: должно быть шесть человек, а было четыре. Но в тот момент, в самый первый, на помощь пришли еще двое легкораненых. Сняли бронежилеты, потому что тяжело с ними людей носить. Тима с “Диагностом” пошли в одну сторону — к одному раненому, мы с медиком — к другому. Своего раненого донесли, возвращаемся — а оказывается, за это время и Тиму ранило. Он кричит нам. Так вместо одного человека нам сразу двух нести пришлось. Все это под Волчанском происходило. Замечательные люди там встречались. Медик с позывным “Тихий” — физически неразвитый парень, ему тяжело, конечно, было раненых таскать. Но пришлось. Мы три танковых рва с ним пробежали — вместе с ранеными. Как-то так получилось, что не было у нас группы эвакуации — на месте ее пришлось создавать. И если бы командир не отдал приказ выносить раненых, они бы там и остались.

На поле боя что угодно можно найти. Потому что людей ранит, убивает, а вещи остаются. Мы когда в первый раз пошли на эвакуацию, оставили свои бронежилеты. Возвращаемся — а их уже нет, кто-то нашел и воспользовался. Единственное, что там сложно найти, это воду. Вода — самая большая ценность. Вообще-то, к чему в мирной жизни все привыкли, там очень может цениться. Кто-то даже пытается купить воду у других отрядов, но им отказывают. Если ты на линии соприкосновения, у тебя нет возможности сходить в магазин. Если птички хорошо отсекают группу снабжения, то воду тебе могут не приносить очень долго: иногда по две-три недели. А человек так устроен, что вода ему нужна в любом случае. Поэтому нам даже в болоте приходилось воду забирать, поить ею раненых и самим пить. Кто-то выжимает салфетки. Их хотя бы хватает, чтоб губы смочить. Но был и счастливый случай. Там, где мы находились, был комбинат какой-то, и я решил сходить туда: думаю, может, там водички найдется хоть сколько-то. Зашел, иду осторожно, чтоб на мину не наступить. Молю Бога, чтоб дал воды. Вдруг вижу — старые кузова валяются автомобильные. Обхожу их и вижу — прямо на дороге три пятилитровых бутылки воды. Прям как в магазинах продаются. Видимо, снабженцы почему-то бросили их. Я их взял — и к ребятам. Все счастливы были.

Дойти до линии соприкосновения живым уже само по себе трудно. Потому что кругом коптеры, “птички”. А уж выйти оттуда, особенно с раненым, еще тяжелее. У меня знакомый, Саня, две недели там с ранением пролежал. Он себе пальцы отрезал, потому что они гнить начали. Мы его вчетвером несли, а он больше 100 килограммов. Но мы его донесли — мы всех доносили, за кого брались. Другое дело, что бывало такое: забираешь одного человека, а там еще куча лежит. И они просят тебя за ними вернуться. Ты головой киваешь, а сам не знаешь — вернешься или нет. Потому что могут приказ изменить или что-то еще. Но стараешься, стараешься всех выносить…

Периодически, конечно, мы ругались: невозможно смотреть, когда наш раненый ползет, а группа эвакуации идет мимо. Тут дело в чем: у нас было два человека — медик и девятнадцатилетний, — которые сразу в эвакуацию попали. И их там учат бросать раненых в случае опасности. А мы, остальные штурмовики, — мы привыкли своих вытаскивать во что бы то ни стало. Аргументом в таких случаях был автомат. Как-то мы с медиком перебегали железную дорогу вместе с раненым. И появилась “птичка”. Медик, увидев ее, бросил носилки и стал убегать. Раненый упал на железку. Я говорю медику: “Еще раз так поступишь, пристрелю”. Он вернулся к носилкам, и мы снова пошли. С тех пор разногласий у нас не было — мы всех старались вытаскивать. И знаете, я бы его пристрелил — даже бы не задумался, если честно. Хорошо, что он оказался мужиком и признал свою ошибку.

Руслан, позывной “Космос”. Кадр из документального фильма Анны Артемьевой и Ивана Жилина “Вернувшиеся” (смотрите на Youtube-канале “Но.Медиа из России” с 26 мая).

Как меня ранило? Попросили помочь отнести продукты. Водитель наш возвращался из города и купил воды с едой. Привез это все к нам на эвакуацию. И туда пришли ребята — дальше забрать. А их двое всего, у них ни рюкзаков, ничего. И мы вдвоем пошли им помочь. Ну и подорвались на магнитной противотанковой мине. Мы двадцать раз по этому месту ходили — там большая асфальтовая дорога и отворотка на поле. Мы по ней раненых носили. И вот дрон какой-то, видимо, просто на дорогу эту мину скинул. А мина необычная. Она магнитная, она тебя “ловит” в поле. Если ты появился в ее поле зрения, она тебя “ловит”. Ты к ней приближаешься, начинаешь от нее удаляться, и она взрывается. А второй у нее взрыватель — лазерный. Если ты в его луч попадаешь, она тоже взрывается. И один из наших оценил ее как “неразрыв”. Ну раз “неразрыв”, то, говорю, давайте просто обойдем… Оказалось, что неправильно оценили.

Больно было страшно. Но еще сильнее — обидно. Обидно, что всё — ты обездвижен. На ребят посмотрел — все кричат. Всех по разным сторонам раскидало. У меня автомат с собой был — в небо отстрелялся. Потом все-таки поднялся на ноги — больно, а идти-то надо, особенно пока есть шоковый момент — пока еще боль не до конца накатила. Иду потихоньку и вижу — все же бежит за нами эвакуация. Уже в госпитале встретился с теми ребятами, которых сам вытаскивал… Лечусь уже больше полугода. Прогноз странный: нога вроде заживает, но встать я на нее не могу — не выпрямляется она. Но хуже, что с головой вопросы после взрыва: начались эпилептические приступы. Не знаю, сколько еще нужно будет лечиться. Но хотелось бы, конечно, чтобы вылечили. Хочется быть здоровым.

У меня нет плохого отношения к украинцам. В детстве много на Украине бывал — двоюродная бабушка там на Черном море жила. Всем табором с ребятами к ней ездили. Лагерь пионерски