Акция протеста оппозиции с участием студентов в Белграде. Фото: AP / TASS.

На первый взгляд, протесты в Сербии радикализировались после массового выступления 28 июня, но на самом деле социальное недовольство не утихает с декабря 2024 года. При этом до сих пор протестующие так и не смогли оказать значительного влияния на власть в стране. Причины — не в недостаточной численной поддержке или социальной широте самого протестного движения. Оно охватило все крупные сербские города и даже небольшие населенные пункты, а митинг 15 марта собрал рекордное в истории Сербии число людей — около 300 тысяч.

Основная проблема протестующих кроется в недостатке не участников, а организованного руководства, способного мыслить не только тактически, но и стратегически. Студенческое движение, которое с самого начала было признано единственным организатором и лидером, одновременно не только вдохновило, но и парализовало протест.

Во-первых, студенческому движению потребовалось шесть месяцев, с декабря по май, чтобы признать очевидное: режим, находящийся у власти 13 лет подряд, не мог сам себя расследовать и судить за коррупцию, поскольку он захватил и подчинил себе якобы независимую судебную систему и государственные надзорные органы. Параллельно с потерей драгоценного времени, что позволило власти перейти в наступление после нерезультативного, хоть и крупнейшего в истории Сербии митинга 15 марта, студенческое движение упорно отказывалось от сотрудничества с оппозиционными партиями и активистами гражданского общества.

Во-вторых, после перехода в мае от институциональных к политическим требованиям, включая призыв к проведению досрочных парламентских выборов как можно скорее, студенческое движение, лишенное лидера, так и не разработало четкой стратегии достижения этой цели. В реальности режим контролирует все необходимые институты, определяющие, проводить или не проводить требуемые выборы. Поскольку власть обладает всеми институциональными рычагами, а студенческое движение с самого начала определило протесты как исключительно ненасильственные, единственным оставшимся инструментом давления на режим является гражданское неповиновение.

Однако влиятельные профсоюзы не оказали практической поддержки студентам, ограничившись лишь риторическими заявлениями и не объявив всеобщую забастовку.

В условиях Сербии гражданское неповиновение сводится к блокированию ключевой инфраструктуры. Ожидалось, что протест 28 июня приведет к блокаде, например, главной автомагистрали, проходящей через центр Белграда. Однако у студентов отсутствовал даже план действий после завершения митинга вечером того же дня.

В-третьих, студенческое движение расколото, что объясняет отсутствие стратегии и серию действительно массовых митингов, которые не имели практического эффекта, кроме демонстрации широкой поддержки протеста. Эти разногласия носят двойной характер: идеологический раскол и разногласия в вопросе тактики. Общим знаменателем взглядов студентов является стремление к демократии, прозрачности правительства, борьбе с коррупцией и верховенству закона.

Эти ценности указывают на либерализм, что, впрочем, не делает студентов либералами в идеологическом смысле. Напротив, наиболее активные крылья студенческих протестов — крайне правые и крайне левые.

Крайне левое крыло убедило большинство студентов, не имеющих четкой идеологической позиции, поддержать митинг в Белграде 1 мая. Этот митинг оказался полным провалом как по числу участников — собралось лишь 18 тысяч человек, — так и по результатам: профсоюзы остались лояльны режиму.

Крайне правое крыло оказалось гораздо успешнее в вопросе привлечения людей, организовав в столице на праздник Видовдан 28 июня митинг с использованием риторики и символики националистических движений 1990-х годов, а также самого режима Вучича — с приглашенными ораторами, обсуждавшими «сербский интегрализм», он же «Сербский мир», он же Великая Сербия.

Лишь немногие выступавшие, в частности ректор Белградского университета Владан Джокич, придерживались изначальных целей студенческого движения, призывая к выборам и демократии. Этот митинг собрал 140 тысяч человек, став вторым по численности в истории Сербии, хотя и он не подтолкнул власть в Белграде к конечной цели выступающих — досрочным выборам.

Разногласия по тактике протестов проявились в конце митинга, когда часть студентов вернулась в свои университеты, а другая возглавила протестную колонну. Стоит отметить, что большинство из 140 тысяч человек стали расходиться, когда начались первые националистические выступления. После этого полиция получила приказ сформировать кордоны на улицах, прилегающих к площади, где проходил протест.

В какой-то момент из массы оставшихся демонстрантов выделились люди в масках, которые начали продвигаться к полицейским кордонам. Часть толпы и студентов последовала за ними. Судя по всему, их целью было прорвать кордон и атаковать «антимайданный» лагерь режима перед зданием парламента.

Но полиция быстро разогнала эту группу радикалов, после чего применила насилие даже к тем, кто продолжал стоять на месте. В итоге крайне правое крыло студентов так же потерпело неудачу, как и крайне левое.

Стремясь продемонстрировать своим сторонникам полный контроль над ситуацией после разгона митинга 28 июня, уже на следующий день, 29 июня, режим начал задерживать студентов различных факультетов. Это побудило граждан возводить баррикады на улицах Белграда и нескольких других крупных городов Сербии.

Граждане сами осознали необходимость гражданского неповиновения как единственного эффективного способа противостояния режиму на данном этапе, но им тоже не хватало организационного центра, который координировал бы их действия. Блокады привлекли большое количество людей только 29 июня, после чего они стали спорадическими и собирали в лучшем случае сотни граждан, а чаще всего — десятки.

В тот день полиция оказалась парализованной, поскольку, похоже, режим был застигнут врасплох, но затем полицейские начали применять силу для снятия блокад. Одним из значительных инцидентов стала операция 2 июля перед зданием юридического факультета в центре Белграда, когда полиция задержала десятки студентов, блокировавших улицу перед своим факультетом.

Случайные и спорадические блокады не имели реальных шансов заставить режим провести досрочные выборы и в основном причиняли неудобства обычным людям, отправляющимся на работу или возвращающимся домой. Граждане сделали всё, что было в их силах, и то, что казалось им логичным: каждый блокировал основные транспортные артерии в своем районе. Однако полная дезорганизация студенческого движения снова проявилась в том, что оно не использовало имеющиеся ресурсы для создания значимой и централизованной блокады ключевой инфраструктуры.

Студенты сами призвали прекратить блокады в Белграде 9 июля, так как несколько деревень на юге Сербии сильно пострадали от летних пожаров. Истощенные жители столицы восприняли это как достойный повод прекратить акции и с тех пор не проводили значительных протестов или блокад. Станет ли это концом протестного движения? Определенно, нет.

Общественное недовольство остается высоким, рейтинг Вучича низким, а граждане неоднократно доказывали, что больше не испытывают страха перед системой и готовы к массовым протестным акциям. Однако если студенческое движение останется дезорганизованным и самоизолированным от политических ресурсов оппозиции и гражданского сектора, шансы на проведение парламентских выборов до 2027 года останутся низкими.

Создание единого народного фронта остается ключевым условием успеха протестного движения. И возможность его формирования нельзя полностью исключать. В конце концов, студенческое движение перешло от нейтральных требований к политическим, пусть и с опозданием. Этот переход свидетельствует о том, что студенческое движение способно признавать свои ошибки и менять курс.

Как бы то ни было, в ближайшем будущем режим Вучича столкнется с еще более серьезным сопротивлением.