Иллюстрация: Петр Саруханов / «Новая гaзета».
18+. НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ПАСТУХОВЫМ ВЛАДИМИРОМ БОРИСОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ПАСТУХОВА ВЛАДИМИРА БОРИСОВИЧА.
Для того чтобы понять, что в российском воздухе запахло грозой, нет необходимости проводить глубокие социологические исследования. Режим доедает остатки горбачевских свобод и уже в самом недалеком будущем, если не произойдет ничего непредвиденного, Россия окончательно и бесповоротно снова станет Советской, то есть достигнет того уровня политической и личной несвободы, который был характерен для позднего СССР, и даже превзойдет его (спойлер — пока это не так).
Откуда истерика? Все решения последнего времени в области охранительной политики показывают, что репрессии на самом деле пошли в народ. И дело не столько в цифрах, сколько в механизмах их применения. Они адаптируются под потребность быстро и дешево (последнее имеет огромное значение) изъять из общественного оборота любого человека, пусть лишь хоть и случайно подвернувшегося власти под руку.
Например, прямо сейчас Кремль фактически добавляет в арсенал репрессий еще одну «народную» статью — об ответственности за поиск информации экстремистских организаций. Не вызывает никаких сомнений, что экстремистами дело не ограничится, за ними последуют все нежелательные лица и организации, не говоря уже об «иноагентах». Если инициатива будет запущена на практике, все сведется к аналогу печально известной статьи об антисоветской агитации и пропаганде с ее отсутствующими формальными рамками.
Как известно, пока самой массовой и демократичной оставалась ответственность за хранение наркотиков. Понятно, что либеральная ересь — это опиум для народа, но не так же буквально, на самом деле.
Параллельно, видимо, чтоб легче было следить, готовится переход страны на мономессенджер, полностью контролируемый властями и представляющий собой лайтовую версию китайского WeChat. Понятно, что в этой инициативе гигантская коррупционно-коммерческая составляющая, и все-таки она не главная. Главным по-прежнему остается установление тотального контроля над обществом.
Глядя на очередной виток репрессивной истерии, провоцируемой властью, я в который раз за последние годы спрашиваю себя: «Зачем? Их что, кто-то атакует? Или они от страха палят во все стороны, реагируя на любой непонятный звук?» Но тогда возникает вопрос: чего власть боится, если все так хорошо? Бояться, по идее, должны мы. Но нам чем дальше, тем меньше страшно, все как в старом «черном» советском анекдоте: как, опять расстрелять?
Страх имеет значение В этом нет ничего удивительного, поскольку это нормальный вектор эволюции любого тоталитарного режима, и не было никаких оснований полагать, что путинская Россия сможет избежать этой крайности. Тем интереснее мне становится участвовать в дискуссиях, в которых высказывается мнение о том, что этот режим, в отличие от коммунистического, держится не на страхе, а на каких-то иных принципиально новых механизмах контроля общества, природа которых носит чуть ли не мистический характер, не поддающийся рациональному объяснению.
В качестве аргументов приводятся данные, демонстрирующие не самые высокие цифры осужденных сегодня по так называемым «политическим статьям». В самом пессимистическом сценарии их несколько тысяч (от силы между тремя и пятью тысячами). Даже «иноагентов», то есть пока не осужденных, но пораженных в правах, насчитывается чуть больше тысячи позиций, включая как физических, так и юридических лиц.
Количество репрессированных по всем видам «политических» статей УК, включая скрытые репрессии (такие как карательная психиатрия и высылки), на закате советской эпохи, то есть в 70–80-е годы прошлого столетия, составляли приблизительно те же несколько тысяч человек. Хотя по некоторым параметрам, и в особенности — по разнообразию и изощренности механизмов, сегодняшние времена могут дать фору советской «тюрьме народов».
Вопреки распространенному мнению, для поддержания атмосферы тотального страха и подчинения в обществе массовые репрессии не только не нужны, но и вредны (провоцируют встречное «сопротивление материала»). Действующий режим в существенной степени держится именно на страхе, недооценивать значение которого было бы неправильно. Снятие фактора страха обнаружит совершенно неожиданную картину настроений в обществе.
Не всегда лицеприятную, но точно мало похожую на ту, которую рисуют и пропаганда и даже «объективные» соцопросы. Переход к более масштабным репрессиям, подготовку к которым мы явственно наблюдаем сейчас, свидетельствует, скорее, о нарастающей дисфункциональности системы, чем о ее прогрессировании. Ведь „ 1937 год нужен только на входе и на выходе в тоталитаризм. Все остальное время тоталитарная система способна поддерживать себя в инерционном режиме.
И если уж на то пошло, тот факт, что за четыре десятилетия посткоммунистической истории в России не было всплеска репрессий, даже близко подходящих к уровню Большого террора, говорит только о том, что никакого настоящего разрыва ни в перестройку, ни в пресловутые 90-е, между 1917 и 2025 годом не произошло, что Россия продолжает жить в парадигме, заданной ленинским и сталинским террором. Их потенциал до сих пор действенен и система нуждается лишь в небольших дозах «поддерживающей терапии» насилия.
Зачем власть делает себе хуже? В это трудно поверить, но с упорством, достойным лучшего применения, тянут Россию в революцию. Нет, конечно, формально все, что делают с 2013 года и тем более с 2020-го, направлено на предотвращение революции и обеспечение беспроблемной передачи власти и активов следующему поколению опричной элиты. Но итог может быть прямо противоположным.