Патриарх Кирилл в день празднования памяти святых апостолов Петра и Павла 12 июля выступил с очередной «оптимистической» проповедью в соборе Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. Ничего нового в этой проповеди не прозвучало. Но вот слушаешь и читаешь эти слова и не понимаешь: спишь ли ты, бредишь ли, или все это действительно явь? Никак не привыкнуть.
Все время думаю: а может быть, это такой язык специальный, может быть, я пропустил сигнал бедствия? Ну нельзя же на самом деле быть в таком разладе с реальностью, чтобы не замечать ее чудовищного состояния и столь реально скорбного положения дел в мире вокруг. Или можно? А если можно, то какая цена за это заплачена? Годами один и тот же разговор.
О небывалом возрождении, о твердых шагах по пути из темного прошлого к необыкновенно светлому будущему, о том, что прошли тяжелые времена и вот она — эпоха счастливого настоящего, в которой «открываются храмы и монастыри, и все они наполняются верующими людьми». Действительно наполняются? Действительно ли «мы прошли через самые страшные гонения, и Церковь наша возродилась, а вместе с ней возрождается и наше любимое Отечество»?
Знаете, как иногда хочется, чтобы через эти послания, которые совсем не связаны с тем, что сегодня происходит со страной и в стране, были зашифрованным сигналом, который бы говорил: откройте глаза, очнитесь, мы терпим бедствие, сходства с которым прежде еще не было и, возможно, уже никогда не будет? Мы не можем говорить прямо, но говорим таким вот образом, чтобы было понятно, что это неправда, читайте все наоборот. Но нет. Произносящий эти восторженные слова, похоже, искренне верит в то, о чем говорит.
Даже если для этого надо закрыть глаза на действительность и лить откровенную елейную ложь, которая весьма приятна тем, кому надо ее слышать, потому что никакой другой действительности для заказчиков и внимательных слушателей этих спичей нет и быть не может. А как же правда? Я, наверное, наивный человек. В первые дни я ждал и надеялся, что князья церкви хотя бы повторят то, что сделал предшественник нынешнего патриарха, покойный Алексий II в дни войны в Грузии в 2008 году. А сделал он лишь то, что должен был сделать как пастырь и христианин, — просто призвал к прекращению кровопролития.
Что-то запредельно конфликтующее с совестью священника и архипастыря? Странно такие вопросы задавать, ведь верно? Странно. И вот я так наивно ждал, ждал хотя бы тихого гласа Церкви о мире, а церковные администраторы громогласно благословили то, что назвали впоследствии «священной войной», защитой православия, традиционных ценностей, основ нравственности и Бог ведает чего еще.
Моя наивность должна была закончиться и, впрочем, закончилась еще в 14-м году, когда молитвы с церковных амвонов звучали почему-то о прекращении междоусобицы. Серьезно? Действительно ли Гиркин и Павлов (Моторола) были гражданами соседнего государства и вступили в вооруженное противостояние с ним же? Гражданские войны дело не редкое, да вот только активными участниками и зачинщиками того, что произошло больше десяти лет назад, оказались как раз люди с паспортами совсем другого цвета. И это ни для кого не секрет. Потому что об этом они говорили и сами.
Поэтому кто и где был те условные «8 лет назад», совсем не тайна за семью печатями. Все это теперь часть истории. Страшной истории, которая отнюдь не вяжется с восторженными речами о возрождении и становлении. И произносящий эти, а не другие, которые были бы так нужны, слова тоже вошел в историю. На месте слов правды, мира и совести — жужжащие слоганы пропаганды.
А с церковного амвона — речь о «добром примере доброго христианина», о «не случайном прихожанине, мимикрирующем под религию большинства, а человеке церковном, искренне верующем». Настолько верующем и церковном, что сама церковь почти четыре года не замечает десятки и сотни трагедий. Или они все не затмевают того, что сегодня открываются храмы и монастыри?
Что происходит, чем вызвана эта тяжелейшая слепота и молчание, почему произносятся речи, которые вызывают недоумение? Может быть, это молчание, которое явилось еще и знаком согласия, стало ценой всех этих вкладов, реставраций и открытий? В годы минувшие нередко с амвонов звучали слова о том, что, дескать, встреча со Сталиным была вынужденной для Церкви, для ее спасения. Поддержка продолжения военного конфликта тоже вынужденна? Это как-то спасает церковь? От чего? Множество, множество вопросов.
Не знаю, не могу на них ответить. Хочется проснуться, а понимаешь, что давно не спишь. И только оцепенение.
