В последние годы в Китае говорят о широких возможностях слежки, жёстком пресечении инакомыслия и тревожном количестве бесследно исчезающих детей и подростков.

Рассказ бывшего инсайдера раскрывает леденящую душу связь между массовой слежкой, политическим подавлением и тёмным ремеслом насильственного извлечения органов.

Внутри системы: разоблачитель рассказывает

Эрик Май, некогда привилегированный «чиновник второго поколения» (сын кадрового работника Коммунистической партии Китая) из небольшого города в провинции Цзянсу, решил уйти из китайской бюрократии. Хотя его готовили к служению государству, он не смог смириться с принуждением к авторитарному правлению.

Эрик вспоминает, как работал в правительственном центре расследований, оборудованном огромной цифровой стеной наблюдения. Она служила не только для пассивного наблюдения — эта сеть обрабатывала данные миллионов граждан в режиме реального времени, отмечала «чувствительные» разговоры на таких платформах, как WeChat, и в считаные секунды вызывала правоохранительные органы.

«Если кто-то обсуждал политику, его номер телефона становился красным в нашей системе. Юридический отдел немедленно получал сигнал о задержании».

Он рассказал, что телефоны на базе Android можно было контролировать дистанционно, а устройства Apple, которые раньше считались более безопасными, стали такими же проницаемыми благодаря установке поддерживаемого правительством программного обеспечения.

«В Китае нет такого понятия, как конфиденциальность. Все люди прозрачны».“

Передовые системы распознавания лиц и походки позволяют властям идентифицировать людей, даже если они носят маски или шлемы, анализируя уникальные особенности поведения, например, поднимает ли человек при ходьбе сначала левую ногу или правую руку.

Пропавшие подростки и торговля органами

Огромная сеть наблюдения, насчитывающая десятки миллионов камер высокого разрешения, оказывается поразительно неэффективной в поиске пропавших детей. Но Эрик говорит, что истинная причина не техническая, а политическая.

«В Китае невозможно потерять след человека. По одной фотографии или имени система может определить местонахождение человека менее чем за пять секунд. Так что если детей не могут найти, то это потому, что власти не хотят их искать».

Эрик утверждает, что на просьбы использовать систему наблюдения Sky Eye (Небесный глаз) для отслеживания пропавших детей начальство регулярно отвечает отказом. Почему? По его словам, неудобная правда заключается в том, что некоторые из этих детей уже могли стать жертвами изъятия органов, которое, как он утверждает, организуется на самом высоком правительственном уровне.

«Самые ценные органы берутся у молодых людей — здоровых, сильных и без согласия, — говорит он. — Приказы не расследовать эти дела исходит с самого верха. Если вы попытаетесь копать, вас привлекут к ответственности»

Общество, потерявшее моральный компас

Эрик рисует мрачную картину общества, в котором такие процедуры, как трансплантация органов, стали пугающей рутиной.

«Десять лет назад нужно было подавать заявку и ждать. Теперь, если вам нужен орган утром, он может быть получен уже во второй половине дня — свежий, недавно извлечённый».

Он подозревает, что некоторые «медицинские ошибки» могут быть преднамеренными.

«Иногда в больнице внезапно умирает пациент, а протесты семьи подавляются без расследования. Почему? Потому что в тот день мог быть спрос на органы. Всё это замалчивается».

В то время как внимание общественности к пропавшим детям растёт, власти прилагают всё больше усилий, чтобы заглушить любую форму информирования. Плакаты о пропавших детях запрещены в общественных местах. Информация подавляется в самом источнике.

«Для компартии жизнь одного человека ничего не значит, — говорит он. — Их заботит только сохранение стабильности. Если мы не раскроем это сейчас, у нас может не быть другого шанса»